— Егор, сейчас это ваша вторая персональная выставка, а где была первая?
— Достаточно давно, в 2014 году в Islandes Hotel, мне было тогда шестнадцать лет. Это была выставка графики. Часть графики здесь тоже представлена. Были и другие выставки, но уже групповые — в рамках международной ярмарки Riga Art Fair в Музее истории железной дороги. И в сентябре после долгого перерыва я выставил в рамках выставки (участвовали три художника, представители трех поколений) свои работы в открывшейся недавно на улице Алберта галерее Art Platz (некогда здесь находилась библиотека имени Николая Задорнова. — Прим. автора).
После этого были и другие коллективные проекты, но по большей части в Лондоне, где я учусь. В Лондоне при университете искусств я закончил бакалавриат в Camberwell College of Arts, а сейчас продолжаю обучение в магистратуре в Goldsmiths College, где учился, например, Дэмьен Хёрст и многие другие. В общем, «место с приятным наследием». Но сейчас здесь открылась моя первая достаточно представительная персональная
выставка живописи.
— О многом может сказать название выставки. Почему именно это — «Некоторые истории о привидениях»?
— Это истории о персоналиях, уже ушедших от нас, размышления о прошедших событиях. Но мне кажется, что все ушедшее так или иначе возвращается. Например, в образах привидений. В то же время это истории, которые могут рассказать не только об изображенных героях, но и о самом себе. Современный американский писатель Дэвид Фостер Уоллес говорит, что «каждая история любви — это история привидения». И тут тоже истории любви, страдания, общего взаимопонимания.
— Кто — среди ваших героев-привидений?
— Центральное место здесь занимает портрет выдающегося русского философа Василия Розанова, известного своей непостоянностью и хаотичностью. Кроме того — детский портрет поэта Николая Гумилева, японского писателя Юкио Мисимы, французского философа Симоны Вейль и других...
— Извините за вопрос, но, несмотря на молодость, вы уже читали произведения своих героев?
— Да, конечно, именно поэтому у меня и происходит с ними здесь диалог. Читал их произведения, знаю их судьбу, и в результате рождается какое-то взаимное чувство.
— Вам посоветовали этих авторов или вы сами к ним пришли?
— Скажем так, исторически сложилось так, что они мною отобраны. Именно поэтому я говорю также, что вся эта история автобиографична. Я выбираю, я не пишу тех, кто мне не близок, неприятен.
— Что вы сейчас читаете, кстати?
— Как раз сейчас я «отдыхаю», читая американского писателя Дениса Джонсона, недавно вышла его книга рассказов — это очень приятное эзотерическое чтение. И в то же время я продолжаю читать уже цитированного мною в нашем разговоре Дэвида Фостера Уоллеса.
— И кульминационный вопрос — вы верите в привидения?
— Нет, опыта реальной встречи с привидениями у меня не было, только в качестве художественного жеста. Это интересные фантастические истории, интересный образ мышления. У меня бывали некоторые другие более-менее инфернальные сущности, но не привидения.
— Кстати, Василия Розанова друзья, говорят, просто запирали в доме, чтобы он писал, писал, писал...
— Меня запирать не надо, я с удовольствием пишу, и на этой выставке одиннадцать живописных работ, а во втором зале пятнадцать графических работ. Я сейчас очень много пишу, и большая часть представленных работ написана в последние полгода, а четыре работы и вовсе в последние полтора месяца. Довольно быстрый ритм. Наверное, дело в том, что все эти работы написаны специально для этой выставки, это мотивировало, наверное.
— Прежде художники создавали некоторые свои работы годами. Сейчас можно создать шедевр за пару вечеров?
— Все возможно. Хотя шедевр должен настояться и перед этим должен обрести некий контекст вокруг себя. Но сегодня ритм жизни необычайно ускорился, время бежит, и сегодня даже срок жизни шедевра небольшой. Но в любом случае, я влюбляюсь в каждую свою работу, но в то же время я учусь ее отпускать. И без печали можно идти дальше, к следующей работе. С другой стороны добавлю, что если бы не эта выставка, то возможно, я бы писал эти картины намного дольше. Все-таки художника надо дисциплинировать, и такая вещь, как «дедлайн», очень помогает работоспособности.
— Выбрать путь художника — мужественное решение. Ведь насколько сегодня востребовано искусство?
— На самом деле сегодня, конечно, присутствует факт «перепроизводства» художников. Но это среда, которая расширяется и в которой люди, желающие себя найти — находят. На самом деле в широком плане художник сегодня — это не только человек, который создает объект искусства, но ко всему прочему еще и преподаватель, и специалист по художественным вопросам. Художник сегодня — это всегда комплексная работа. Некоторые художники становятся еще и бизнесменами, открывают свои галереи. Очень много художественных сценариев жизни.
Но решение стать художником было совершенно самостоятельным, которое сразу нашло поддержку и содействие. Родителям самим интересно искусство, поэтому, как мне кажется, они были просто рады моему выбору.
— Как вы видите свое будущее?
— Сейчас я заканчиваю магистратуру в Лондоне. И на самом деле мне интересны научная работа, публикации на темы искусства (например, летом у меня был репортаж с Венецианской биеннале) и сейчас в мае я буду снова писать о Рижской биеннале. Мне интересна академическая художественная жизнь. И в то же время я сейчас работаю младшим сотрудником в аукционном доме Mac Dougall`s в Лондоне — это самый большой аукционный дом, который специализируется на русском искусстве. Мне интересна карьера эксперта — опять же научный труд, который позволяет прикоснуться к старым мастерам, узнать их секреты мастерства, их технику... Так что у меня очень много разносторонних планов.
— Сложный вопрос. Как отнестись к тому, если кто-то из местных художников скажет где-то в кулуарах: «Ну понятно, у него же просто богатые родители!»?
— Поддержка родителей очень важна. Но самое главное — это эмоциональная поддержка. Потому что, конечно же, заниматься искусством — это всегда некий прыжок в бездну. И понимание того, что у тебя есть какой-то домашний тыл — важно. Могу сказать, что эта выставка организована при большой помощи моей матери, начиная от простой помощи с перевозкой этих работ сюда в галерею, заканчивая тонкими организационным вопросами.
— Вы помните первую свою работу?
— Я рисовал с самого начала — наверное, как все дети. Первые работы, которые я писал уже самостоятельно, без учителей — небольшие зарисовки, которые чем-то похожи на графику. У меня была записная книжка, в которой я и записывал эти работы крайне малого формата. Помню, как-то раз я записывал в нее школьные интерьеры, которые я преобразовывал в сюрреальные виды. Затем количество этих книжек только возрастало. И пошли уже живописные книги большего формата.
— Ваши любимые художники-классики?
— Мне очень нравится Северное Возрождение. Ван Эйк, Дюрер. А еще испанские мастера — Веласкес и Гойя. Веласкес близок, как совершенный технический мастер. Но Гойя — больше всех по духу нравится. В нем как раз больше всего призраков. Он фиксировал современность с полной отдачей, в нем чувствуются нервы и ощущение чего-то нечто совершенно иного, описание божественного в том числе.
— А кто интересен из современных художников?
— Есть такой британско-кенийский художник Майкл Армитедж. Он молодой, ему немного за тридцать, но он уже общеизвестен в Европе и Америке, на той же Венецианской биеннале. Он живописец, который изображает быт и страны, а также сюжеты из своей родной страны Кении. Пишет маслом на традиционной кенийской ткани. Это невероятно! Он приходил к нам в Лондоне в университет читать лекции о себе.
— До какого числа открыта выставка?
— До 27 марта. Заходите.
