«Мы тут, мы есть! Приезжайте к нам!» — Милена Савкина, актриса Даугавпилсского театра

— Победы в «Ночи лицедеев» ждали? Поделитесь эмоциями, пока они не остыли. И как праздновали?

— Я все свои роли очень люблю, во все, даже если это чуть-чуть на сцене постоять, вложено много любви и всего, что я могу. Но «Кричащие» — вызов для меня, первая главная роль, хотя … там и другие главные. За три месяца репетиций надо было через столько комплексов перейти, преодолеть неуверенность. И латышский подтянуть, чтобы все гарумзиме идеально звучали. Я помню, как Виестур (Розиньш, режиссер — Л.В.) вместе с Екабом (Ниманисом, автором музыки, он получил награду «Ночи лицедеев» и в другой номинации — Л. В.), говорили: «Надо много магии приложить, чтобы мы стали спектаклем года». И мы все вложили много души и старания, по максимуму.

Я была уверена в успехе. Я сижу, поправила платье, пояс; знаю, что скоро на сцену выходить, сумку и телефон держу в одной руке, сейчас отдам мужу и пойду… И платье, и туфли — это ж всё для этого момента, чтобы на сцене «Дайлес» постоять. И вдруг мысль: а если нет? Если мы не получим? Это же как все расстроятся… Мы же магию создавали… Я, кстати, не видела спектакля: я ни разу не открыла глаза (героиня Милены — слепая девушка Тасите, и актриса играет с закрытыми глазами — Л. В.). Пусть он живет в моей голове.

И вот — нас позвали. Уже ничего не помню, стою на сцене, сжимаю руку драматурга Людмилы. Уровень счастья просто невероятный!

Мы, наш театр, мы тут, мы есть! Приезжайте к нам, смотрите нас, Даугавпилс не так далеко от Риги!

Да, мы тоже к вам приедем, но и вы приезжайте. И спасибо жюри, критикам за оценку.

— Праздновали-то как?

— Визжали, кричали. Надо было домой уезжать — на следующее утро репетиция «Братьев Карамазовых», начало в 11 часов, а всё в Риге закончилось в полпервого. Отдельное празднование у нашего маленького коллективчика «Кричащих» еще впереди.

— Вы уже упомянули репетицию. Над чем сейчас работаете?

— Ох… Мы работаем над «Братьями Карамазовыми» Достоевского, режиссер Люцина Сосновская. У нее уникальные методы работы. Я еще не знаю, кого я играю… Пока для нас неважно, кто кого играет, мы пытаемся понять проблемы романа, темы и то, что сегодня нас волнует в этом романе. Что мы сегодня, в 2019 году, можем из этого романа вытащить и сказать людям. Люцина из каждого актера максимально вытягивает личное отношение ко всему, она нас выворачивает.

— Вы ведь очень рано пришли в театр…

— В 2007 году, когда училась в школе в 11 классе, я ходила в театральный кружок к Вере Тимофеевне Храмниковой и попала вместе с одноклассницей Кристиной Барановской в спектакль. У нас там была роль без слов, такая хореографическая партитура — ходить, вальсировать, кланяться…

— И решили стать актрисой?

— У меня всегда было желание выступать: сейчас смотрю свои записи, где мне три-четыре года, и в этом убеждаюсь. Я из тех детей, которые стоят на табуретке, рассказывают стихи и поют песенки. Вначале я думала стать физиотерапевтом, собиралась учиться в Даугавпилсском университете, потому что не хотела уезжать, мне нравится мой город. Но меня позвала Вера Тимофеевна, к которой я ходила в кружок, сказала, что открывается курс в нашем университете для нашего театра. Я ответила: «Так я в физиотерапевты иду». А она: «Мне кажется, тебе на сцене будет лучше, чем в белом халате». И я пошла на этот курс. К нам приезжали педагоги из России, из Риги; я много дополнительно занималась с Виктором Янсоном. Очень насыщенная была программа. Но актерская профессия осваивается всю жизнь и до совершенства далеко.

— О любимых ролях можно спросить?

— Все роли люблю. И ведь одно дело — спектакль, другое — репетиционный процесс. Он меня до сих пор не отпускает, если о «Кричащих» говорить — наши разговоры, поездки в центр незрячих людей… И другие спектакли. Я помню, как сидела на репетициях «Джейн Эйр» и видела эту огромную машину, которая собирает спектакль, видела эстетику Олега (О. Шапошников — режиссер «Джейн Эйр» и директор театра — Л. В.), собирающую такой масштабный проект. Даже когда я в «Затонувшем городе» всего два раза стояла на сцене с лопатой, это оставило яркие воспоминания. Наверное, я актриса, для которой процесс важнее результата. Безусловно, результат тоже важен, но я живу процессом. В «Юбилее 98» я ведь только читаю монологи и не встречаюсь с другими персонажами, но я была на всех репетициях, я должна была это видеть.

— Как родители отнеслись к вашему выбору профессии?

— Бабушка сказала: «В нашей семье никаких актеров никогда не было». Теперь же она моя самая большая фанатка. Ей трудно сейчас ходить на спектакли, но мы показываем ей записи, фотографии. И она безумно мною гордится. Вообще родители меня всегда поддерживают.

В нашей профессии бывают спады, такие моменты, что кажется — я ничего не умею.

И вот в один такой момент я как-то пришла к маме, плачу и говорю: «Я тебя подвела. Я не могу дальше». Она же ответила, что всегда будет любить меня независимо от моей профессии и успехов в ней. И это мне такие колоссальные силы дало.

Родители — мои большие критики. Мама всегда скажет, если я где-то перетянула, передавила, но при этом родители — мои фанаты. И муж. Он не имеет отношения к театру, но очень театр любит, ходит на все спектакли, высказывает свое мнение. Ну, и страдает больше всех…

— Семь лет назад вы снимали ролики об уехавших молодых даугавпилчанах. Никуда от этой темы не деться. Почему сами не уехали? И приходят ли мысли об отъезде сейчас?

— В моменты спада мысли об отъезде возникают. У нас с мужем есть такая фантазия: мы очень любим Италию и когда-нибудь обязательно туда переедем. Ну, когда нам будет 80 лет. Для меня важен климат, и поэтому те страны, в которые наши едут зарабатывать деньги — Скандинавия, Великобритания, Германия, — мне просто не подходят.

Каждый человек имеет право строить жизнь так, как он хочет. И

я не имею права кому-то говорить, чтобы он возвращался лишь потому, что мне скучно: у меня уехали все мои одноклассники.

Я их понимаю, если им там хорошо. Но когда я приезжаю к ним в гости, то понимаю, насколько это чужое для меня место. И я не люблю Ригу, хотя у меня там муж работает, меня часто спрашивают о переезде. Нет. Во-первых, моя жизнь — мой театр и мои дети из Центра польской культуры. И я чувствую, что я здесь нужна. Мне больше ничего и не надо.

— Как вы думаете, можно ли остановить отток молодежи из Латгалии? Мне вот кажется, что нельзя. И надо этот процесс принять и отпустить…

— Мне тоже так кажется, хотя мне безумно грустно от всего этого. Но — у меня есть ощущение, что что-то поменяется. Само.

Я верю в молодежь, которой сейчас 15 лет. Они смелее нас, они очень в себя верят.

— Это возраст ваших воспитанников, вы ведь в Польском доме ведете театральную студию «Улыбающаяся радуга». Чему в первую очередь учите ребят?

— Веду уже десять лет. Бежит время… Сейчас взяла малышей — второй класс. Старшие — 9-й класс, у них экзамены, в этом году они взяли у меня отпуск. Я хочу их научить любить себя такими, какие они есть, не бояться и рисковать. Я и сама к этому стремлюсь. И надо обязательно любить то, что делаешь.

— Как в вашем сознании взаимодействуют три языка — русский, польский, латышский? И есть ли среди них главный?

— Например, с режиссером Паулой Плявниеце я говорю только по-латышски, с Люциной Сосновской и папой — по-польски, с мамой — по-русски, мама с папой между собой — только по-русски. Наверное, доминирует русский язык, но польский и латышский я постоянно оттачиваю. И в Польском доме стараюсь говорить исключительно на польском языке.

В многоязычии много смысла: передача культуры, традиций. Вот в этом смысл, а не в том, чтобы уехать.

Хотя я в Польше чувствую себя вполне по-домашнему. Раз в год мне обязательно нужно в Польшу и в Италию — это мои места силы, я там питаюсь от людей. И итальянская экспрессивная культура мне близка. Еще, мне кажется, эти страны очень чтят свои традиции и в хорошем смысле слова помешаны на своей истории.

— Ваш Facebook-профиль имеет своеобразный эпиграф: «Иногда я делаю вид, что я нормальная, но это становится скучным, и я снова становлюсь собой». Чьи это слова?

— Не знаю автора, это из Интернета. Мне кажется, в норме нет смысла для личности. Я бываю нормальной, я ведь отличницей в школе была, а в искусстве не любят отличников.

Я над собой сейчас работаю, учусь делать ошибки, принимать их, даже любить их.

Надо принимать свою жизнь и наслаждаться ею, каждым мгновением. Я как-то особо задумалась об этом, когда работала над «Кричащими», и уже год такое состояние длится. Вот наш разговор, этот кофе, этот диван, все эти мелочи — сейчас моя жизнь. И я наслаждаюсь.

— Летом вам исполнилось 30. Вы любите строить планы и отмечать рубежи? Чего хотите в 40 и 50?

— Мне кажется, я становлюсь всё счастливее, я лучше понимаю людей, что для меня очень важно. Я лучше понимаю себя, я принимаю других и себя. Всё больше прощаю и люблю, работаю над этим. Не уверена, что это связано с конкретной датой 30-летия. Ничего не планирую, никуда не тороплюсь. И что такое 30 лет? У меня и моих подруг-ровесниц, когда мы покупаем алкоголь, спрашивают документы… И это здорово!

А в 40 и 50 хочу так же, как и сейчас, ни к чему не привязываться, не говорить, что раньше было лучше, не сравнивать и не терять эмпатию. Остро воспринимать всё, что происходит в мире, и остро сочувствовать, не быть безразличной.