Мария Кугель, собеседник собственного текста, «допишет это дело до романа»

Обратите внимание: материал опубликован 6 лет и 3 месяца назад

В июньском номере российского журнала «Дружба народов» вышла повесть «Назови меня еще как-нибудь» латвийского журналиста Марии Кугель. Не поздравить своего же автора Rus.Lsm.lv не мог. Получилось интервью.

ФАКТЫ

  • Мария Кугель — журналист-расследователь. Родилась в Риге в 1966 году. Изучала германистику в Латвийской государственном университете, занималась переводами с немецкого и испанского. В журналистике с 1998 года. Работала в газетах «Бизнес & Балтия» и «Телеграф», в журнале Бизнес.LV. Cотрудничает с национальным информационным агентством LETA. C 2014 года — внештатный корреспондент Радио Свобода в Латвии и Эстонии. Внештатный автор Rus.Lsm.lv. Печаталась в журналах «Форбс Украина», «Огонек», «Даугава», «Этажи» и др. В «Дружбе народов» публикуется впервые.
  • Альманах «Дружба народов» основан в 1939 году с целью популяризации произведений писателей союзных республик. С 1955 преобразован в литературный журнал и выходит ежемесячно. Издается в Москве, главный редактор — Сергей Надеев, тираж — 2000 экземпляров.
  • Текст повести «Назови меня еще как-нибудь» — в Журнальном зале сайта russ.ru.

— Эту повесть я написала в прошлом году на Пасху — просто было четыре выходных... Вообще я ее начала писать в 2010—2011 году и она уже, можно сказать, была готова в голове. Так что все получилось очень быстро.

Сюжет детективный: героиня регистрируется в некой социальной сети, начинает общаться, подозревает, что здесь отрабатываются некие технологии манипуляции сознанием, и пытается вести расследование. От информационной перегрузки она впадает в измененное состояние сознания, пытается выбраться из него, и для этого ей нужно довести расследование до логического конца.

Я хотела изобразить социальную сеть как способ существования нашего сознания. Мы перестаем мыслить линейно — мы начинаем мыслить сетью, но не всегда это понимаем. У героини перед глазами развиваются какие-то процессы, она знает, что какие-то действия «на том конце» производят некие люди, но не учитывает, что перед ее глазами единый текст. И текст сам по себе ведет себя как-то. И она анализирует текст как таковой.

— Текст тебя как героини и текст, существующий вне тебя: ты и сообщество пользуетесь одним и тем же языком, но твой голос почему-то не тонет в общем хоре.

— Потому что я наблюдатель. То есть я могу совершать какие-то действия, чтобы вызвать реакцию в данной среде. Но я отделяю себя от всего этого.

— А почему это так на тебя подействовало, так затянуло? Ведь наблюдатель — прохладный человек.

— Познание само по себе вызывает эмоции.

— Но не такие сильные, как у тебя!

— В свое время я общалась со следователями — они рассказывали о коллегах, которые неделями сидят и копаются в деле. Они не могут даже выйти из кабинета, не могут ни пить, ни есть! Потому что поиск — чрезвычайно гормональное занятие.

— Ты занималась журналистским поиском и использовала для этого определенный язык. Не трансформировав язык, ты стала писать повесть: я узнаю твой почерк. Почему ты не изменилась, когда стала заниматься совершенно другим делом?

— Дело-то то же самое! Если бы я могла докопаться до фактов, то, наверное, результат был бы привычный: я написала бы какую-нибудь публикацию.

— Когда человек ведет журналистское расследование, он, к примеру, приходит к выводу, кто виноват: это результат. Художественное произведение, наверное, все-таки не нуждается в окончательной точке. В строгости. Нужна многозначность, читателю требуются варианты для выбора — к какому выводу прийти.

— Моя повесть — как докудрама в кино. У всех моих персонажей есть реальные прототипы и все описанные события так или иначе с кем-то происходили. Другое дело, что я не могла их в точности описать хотя бы потому, что нужно было защитить этих людей: они слишком узнаваемы. Так что я их все же немного зашифровала.

С другой стороны, это репортаж о самонаблюдении, повесть о сознании. Я пришла к выводу и вынесла его в название повести: тот, кто для нас является другим человеком, обязательно должен иметь имя. Поэтому в конце повести человек, некий условный объект, теряя имя, теряет сущность. Это призрак — он рассыпается. Только потому, что у него больше нет права называться каким-то конкретным именем. Если текст уже не имеет конкретного источника, но мы продолжаем с ним беседовать, мы должны в нем сконструировать какого-то другого человека, чтобы продолжать диалог.

— Ты об этом задумывалась, когда занималась журналистикой?

— Я об этом не задумывалась, прежде чем это со мной не случилось: о природе языка я знала только какие-то теоретические положения.

Это история про меня, но там есть истории про других людей, и все они достойны описания. В принципе, я собираюсь этим заняться. Из повести можно вынуть очень многое. Так что теоретически она совершенно безразмерная вещь. Сериал.

— А можно взять кусок повести, который ты связывала с определенным человеком, прикрепить к другому имени и посмотреть, насколько изменится текст — его смысл, ощущения от него.

— Каждая история очень индивидуальна. И имеет собственную стилистику, которая зависит от конкретного человека. Это события, которые могли произойти только с ним.

— И игры в этом нет? Я предложила игру...

— Абсолютно никакой игры. Я хочу максимально честно все делать, потому что не собираюсь удалять читателя ни на сантиметр от реальных событий. Чтобы он не мог сказать: ай, все это писатель придумал! Здесь ничего не придумано.

— Вспомним набоковское утверждение: все, что написано писателем, — сказка, и ее никогда не нужно принимать за быль. Это абсолютно не твоя история?

— Литература в разные периоды своего развития характеризовалась различным отношением автора к своей роли, к себе и к изображаемому объекту. Сегодня автор может пропустить сквозь себя какую-то информацию, передать ее максимально точно, но при этом называться писателем. Просто задача человека, складывающего слова в предложения, сегодня становится другой.

— Тогда в чем различие между писателем и публицистом — только в объеме произведения?

— Нет, писатель пишет историю: история должна быть. Я не писатель с той точки зрения, что действительно ничего не сочиняю. Может быть, когда-нибудь у меня возникнет к этому вкус. А сейчас я даже сама себе не верю, когда начинаю сочинять. Я хочу быть максимально честной по отношению к изображаемому.

Можно создавать мир из подручного материала: это мой опыт, и я его описала. То есть в повести вообще никаких метафор нет. Я журналист, я рассказываю, если мне есть что рассказать, но не могу сделать историю из всего. История происходит не в моей голове, она происходит в жизни. В жизни ты сразу понимаешь: вот она, история, началась, и сейчас ты будешь смотреть, как она станет развиваться. А в голове можно сконструировать все что угодно. Но я такой литературы — из головы — не создаю.

— В повести «Любовник Марии», опубликованном в июне на портале Snob.ru, ты в некотором смысле все же создаешь по-набоковски новую реальность, но пользуешься языком, которым пользовалась в первой повести. Стилистически ты не изменилась.

— Мне кажется, что я как раз стилистически изменилась, но принцип — примерно тот же. Просто я перешла от повествования от первого лица к повествованию от третьего лица для того, чтобы отстраниться от проживаемого.

— А зачем тебе это понадобилось?

— Потому что иначе была бы просто чернуха. Когда говоришь о каких-то эмоционально тяжелых вещах, нужно отстраниться, чтобы выдержать этот накал. Чтобы читатель его выдержал. Я рассказала о себе вещи, которые не могла бы рассказать о других. Возникло ли ощущение разрывания рубахи на груди?

— Нет, потому что ты пишешь спокойно, со знанием дела. Я опять узнаю в тебе журналиста. А если человек пишет о чем-то как журналист, существует зазор между реальностью и им самим.

— У Станиславского актер должен проживать эмоции героя, а у Брехта — одновременно за героем еще и наблюдать. Второй принцип дает «эффект отчуждения». Он мне близок.

— Когда ты пишешь журналистский текст и писательский — есть разница?

— Огромная. Журналистика меня так сильно не разрывает. Потому что там есть определенная процедура. Ты приходишь, берешь интервью: стоп, и ты сбрасываешь эмоции. Потом снимаешь интервью с диктофона: стоп, и эти эмоции ты тоже сбрасываешь. Дальше ты обрабатываешь материал после расшифровки. Весь эмоциональный процесс поделен на конкретные этапы.

— Вдох — выдох, вдох — выдох.

— А здесь ты ныряешь: это дайвинг такой. Выныриваешь и не знаешь, заработал ли ты уже кессонную болезнь. После четырех дней литературного процесса ты не знаешь, насколько способен своей реальностью управлять. Есть писатели, которые пишут по три-четыре строчки в день: у меня не так.

— Это стилисты.

— Я большое внимание уделяю стилю. Для меня очень важен ритм языка. Все должно быть красиво. Я не то чтобы делаю красиво специально, но считаю, что определенным образом организованная реальность обязательно имеет эстетическое измерение.

— Тогда закончим разговор красиво. Твоя повесть вышла в свет. Что нового ты сказала человечеству?

— Я заговорила о людях, которые иногда называют себя жертвами психотронного террора. Это люди, у которых по каким-то причинам восприятие дало сбой. Их мозг стал воспринимать больше, чем обычному человеку нужно, но они не знают этого, не понимают, что с ними происходит, потому что сознание их непрерывно. И поэтому они думают, что кто-то или что-то действует на них извне. Они не знают, откуда это все берется и как иначе это все трактовать. Им никто не объясняет, что с ними происходит. Им говорят: у вас шизофрения, у вас галлюцинации, вам нужно лечиться. Но им это ничего не объясняет. Им нужно, чтобы кто-то объяснил, что они видят, слышат, чувствуют, почему с ними все так происходит и как им с этим дальше жить.

— Объяснила?

— Ну, мне есть еще что сказать по данному поводу. Я в принципе действительно так понимала свою задачу: показать, с чем имеет дело такой человек в измененном состоянии сознания. И потому я, наверное, все же допишу все это дело до романа.

Заметили ошибку? Сообщите нам о ней!

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Сообщить об ошибке.

По теме

Еще видео

Еще

Самое важное