— Когда вы поняли, что вы — народный композитор?
— А в каком смысле вы используете слово «народный»?
— Любимый всем народом. Композитор, которого не просто знают, но действительно любят, своего рода икона.
— По-моему, понять это нельзя. Это можно почувствовать. Я это чувствую во время концертов, когда я играю, а публика пришла и принимает это, аплодирует. Тогда это можно почувствовать. (Слышно, как Имант Калниньш улыбается на том конце провода: интервью было социально дистанцированным. — Л.М.)
— В 1971-м вы написали первую в Советском Союзе рок-оперу...
— Да, хронологически получается, что «Эй, вы там!» — первая советская рок-опера. Остальные были позже.
— Как критика реагировала? Тем более, что несколькими годами ранее вы увлеклись The Beatles. Это ведь считалось «низкопоклонством перед Западом».
— (Смеется.) Ну, не знаю, я так не считал. А если кто-то считал, это не по существу. Это уже вопросы, которые относятся к идеологии.
— Насколько идеология давила в советское время? Было ощущение, что живешь с фигой в кармане?
— По-моему, к этой теме должны быть два подхода. Первый — у любого государства есть своя идеология. Идеология для государства — та система ориентиров, которая помогает этому государству держаться. Это один аспект. А другой аспект — как к этой идеологии относится каждый конкретный гражданин этого государства. Критически или принимает.
А вообще... Творческие люди: художники, музыканты, к которым принадлежу и я, живут немного в другом измерении, другом мире. Один — это реальный мир, а другой — тот, который они сами создают. Например, для меня моя музыка — это тот мир, который я создаю сам. И живу в нем. И эти два мира — государство со своей идеологией и я со своей музыкой — они сосуществуют, поскольку я физически живу в этом государстве.
Насколько на меня этот первый фактор действует? Думаю, не слишком. Потому что эти два мира — самостоятельны, каждый сам по себе. Так что мой ответ — я не чувствовал, чтобы тот физический мир, государство со своей идеологией, на меня давили настолько сильно, что я должен был подстраивать свой мир под него. Нет. Этого не было.
— Какие-то самые яркие события советского времени можете вспомнить?
— Вряд ли смогу вот так что-то вспомнить или выбрать... Но я могу вообще сравнить то время с этим. Более спокойная жизнь была.
— Более предсказуемая?
— И это тоже. Но в целом — не было такого хаоса в мире, в котором мы живем сейчас.
— Плюсы были у советского времени?
— Не было такого давления массовой культуры, как сейчас. Если говорить об искусстве — литературе, кино, театре — государство старалось держать искусство на очень высоком уровне. Поддерживать не массовую культуру, а искусство. По-моему, это был самый большой плюс в советской жизни.
— Цензура не мешала?
— Но цензура — это тоже один из инструментов, как государство себя реализует! Цензура относится больше к идеологическим настройкам и структуре государства. Каждое государство должно заботиться о своей идеологии. Разве в современных государствах нет идеологии? Нет цензуры? Конечно, есть.
— А самые большие минусы советского времени?
— Не буду обобщать или делать универсальные утверждения. Могу говорить только о себе. О Латвии. О своей жизни. Тут можно провести параллели с временами нынешними.
Сегодня мы часто говорим, что не надо таких структур, как Европейский Союз, а надо, чтобы этот Евросоюз был союзом суверенных национальных государств. И, по-моему, Советский Союз вел неправильную политику, стараясь превратиться в подобие того, чем сегодня является Евросоюз — один центр, одна система, и все должны беспрекословно подчиняться и исполнять.
Это была ошибка. Думаю, если бы каждая из республик могла сама решать все вопросы национальной идентификации, культуры, было бы совсем по-другому.
— В чем выражалось сотрудничество с властями в те времена? Вы сотрудничали с властью или нет? Своим творчеством, к примеру. Или действительно до такой степени были в своем мире, что это прошло мимо?
— Знаете, я тогда не очень-то углублялся в политические вопросы. Каждый человек уже тем, что он живет в этом государстве, в какой-то мере с ним сотрудничает. Тем, что я делаю свою работу по совести, как можно лучше — это мое сотрудничество с обществом, моим народом, и вместе с тем — с государством, в котором я живу.
— Тему «мешков КГБ» затрагивать будем? Как вам вообще вся эта долгоиграющая история?
— Я очень негативно отношусь к этой теме, и думаю, что это ни к чему. Это было неактуально и не нужно делать — вытряхивать сейчас эти «мешки».
У каждого государства есть свои защитные инструменты. Мы уже пришли к мнению, что один из них — это цензура. Другой инструмент — система защиты государственной безопасности. Такие институты есть в любом государстве. И они должны быть.
У нас всё менялось, прежде всего, статус Латвии. Вот [поменяли —] и всё, начинаем новый этап развития. Зачем заниматься вопросами, которые относятся к прошлому историческому этапу?
— Что сейчас вспоминается как самое яркое из времен Атмоды? Самое начало Пробуждения или то, что удалось добиться своего?
— По-моему, это элементарно — идея свободы всегда была очень яркой. Всегда. Во все времена. Особенно для народа, который какое-то время был в подчинении у других народов.
— Так мы здесь в Латвии практически всегда были у кого-то в подчинении. Кроме Первой Республики...
— Да. Но идея свободы — самая высокая из идей человечества. И не зажечься этой идеей, по-моему, просто невозможно. И если исторические обстоятельства таковы, что народ может достичь этой свободы, он это делает. Это и была Атмода.
— Удалось достичь идеалов, к которым стремились во времена Атмоды?
— Идеалы — это то, что недостижимо. Потому они так и называются. Свобода и независимость — это идеал. Люди шли к этому. Достигли ли? Конечно, нет.
Мы из одного подчинения вошли в другое подчинение. И, по-моему, мы попали в еще более глубокое подчинение, чем прежде.
— Очень многие русские, русскоязычные, были за независимость, и многим из них теперь обидно, им кажется, что они оказались вроде как «вторым сортом». Как думаете, почему так получилось? Может, сказались какие-то взаимные обиды?
— Конечно, люди могут быть в обиде друг на друга. Но, прежде всего, людям надо относиться друг к другу с уважением — речь идет и о религии, и о национальности. Если взаимного уважения к этим чувствам нет, то никакого диалога и понимания никогда не будет. Вот это взаимоуважение — самое элементарное и наипервейшее, что нужно для начала диалога.
А у нас в Латвии — наоборот. Всё началось с взаимных упреков. И так продолжается до сегодняшнего дня!
— Как считаете, можно ли это преодолеть, чтобы у нас был единый народ?
— Думаю, что это возможно. Теоретически. Но, чтобы это получилось и практически, те, кто уполномочен руководить государством, должны показать пример, как это делать и как говорить об этих вещах. Но они этого не делают. Они тоже друг против друга там стоят. И обзывают друг друга всякими словами.
Так что — повторю — теоретически единство возможно, и надо к этому стремиться. Но я очень скептически отношусь к таким перспективам: во всем мире противостояние на таком уровне сегодня, что я не вижу, чтобы в ближайшем будущем была возможность пойти по пути взаимоуважения.
— Как оцениваете нынешнюю политику Латвии?
— Как ошибочную. И главная ошибка — несоблюдение национальных интересов государства и народа.
— В 2013-м вы опубликовали письмо с критикой Евросоюза, но при этом достаточно позитивно оценили Путина и Лукашенко. Кажется, вам до сих пор этого простить не могут.
— Мне совершенно безразлично, кто и как относится к тому, что я тогда сказал. Я высказал свое мнение. И моя позиция не изменилась. Я и сегодня могу повторить то же самое.
— То есть вы и сейчас позитивно оцениваете руководителей России и Белоруссии?
— В Белоруссии тоже сейчас не очень-то легко всё идет. Но я надеюсь, что они не сойдут со своей дороги. Что касается России — думаю, что она идет правильным путем.
— «Обнуление» президентских сроков тоже к правильному пути относится?
— Каждая историческая ситуация требует определенных шагов, чтобы удержаться на выбранном пути. Думаю, что новая конституция [России] — именно то, что способствует удержанию государства на выбранном пути.
— Как оцениваете нынешнее странное время? Как вообще живется? Как изоляция проходит?
— Благодаря своей профессии я изолирован всю жизнь! Сижу дома, пишу свои ноты, и мне особенно некуда идти. Если же говорить о коронавирусе вообще... Мне кажется, что реакция на это несчастье слишком преувеличена. Но очень бы хотелось узнать, действительно ли он естественным путем возник или кто-то его сотворил и выпустил в мир.
Человечество всю свою историю тратит громадные энергию и ресурсы на умерщвление себе подобных. И я не был бы удивлен, узнав, что коронавирус — тоже еще одно искусственное изобретение в том же жанре. Но, конечно, вся эта пандемия — большое несчастье.
Надо с этим как-то справиться, и я надеюсь, что люди смогут избавиться от этой напасти.
— Как считаете, мир снова станет таким, как раньше, или коронавирус оставит слишком сильный след?
— Не думаю, что коронавирус может оставить след, после которого мир станет совсем не таким. Мир всё такой же. Но, конечно, поразмыслить о некоторых вещах он заставит.
— У вас день рождения 26 мая — 79 лет. В этот день в концертном зале Lielais dzintars прозвучит концерт, поставленный прекрасной Марой Кимеле на ваш 75-й юбилей. Но в зале — с учетом нынешней ситуации — будет всего 20 человек. Вы будете среди зрителей?
— Этот концерт я видел в свой день рождения в 2016 году. И сейчас на него не пойду, но обязательно посмотрю онлайн.
— Когда закончатся ограничения в связи с чрезвычайной ситуацией, может ли публика надеяться на большой концерт ваших новых произведений?
— Конечно, я каждый год даю концерт в Имантдиену (1 июля, в именины Имантов — Л.М.). В этом году не будет, поскольку еще карантин, но в следующем году — обязательно.
— Как раз на юбилей.
— Да. Будет новая музыка и новый концерт.
P.S. На вопрос о переходе в ислам Имант Калниньш рассмеялся и посоветовал не верить всему, что написано в Википедии: «Я перевел Коран. Но я не принял ислам».
P.P.S. Концерт Kamēr vien gliemeži skrien («Пока бегут улитки») в Lielais dzintars будет первым после двухмесячного перерыва, который пройдет в присутствии публики. «Лиепайчане очень чувствуют связь с нашим великим латвийским композитором. В зале будут присутствовать 20 человек, для нашего зала на тысячу мест это совсем немного. Эти билеты были раскуплены в первый же день, были желающие, которые очень хотели попасть на такой эксклюзивный концерт. Естественно, мы будем транслировать концерт», — рассказал Rus.Lsm.lv руководитель концертного зала Тимур Томсон.
Как подключиться к прямой трансляции, можно узнать здесь.
Вместо PPPS: Гимн Лиепаи в бронзе
Песню «Город, где рождается ветер» композитор Имант Калниньш и поэт Марис Чаклайс написали в 1973-м. Лиепайчане сразу ее полюбили, песня фактически стала гимном города. В 1999-м Лиепайская дума сделала песню официальным символом города. А в 2010-м на проспекте Курмаяс были установлены фигуры героев гимна — лодочник, ворона, «янтарные латыши», которые «в кабаках сидят», телефонист. Тогда Имант Калниньш в разговоре с автором этих строк сказал — мол, ему кажется, что под вороной Марис Чаклайс подразумевал себя, а потому, проходя мимо этой скульптуры, он будет говорить «Привет, поэт!». Надо заметить, что именно ворона больше всех пришлась по душе горожанам и туристам, уже в день открытия скульптур ей стали потирать клюв «на счастье». Сейчас он буквально сияет. Вороне нипочем — сидит на ветке, смотрит умным глазом...
