— Как художнику чувствовать себя в сегодняшней ситуации, как продолжать быть художником? Нужно соответствовать действительности — а как это сделать?
Ивета Вецмане: Есть такое банальное выражение: красота спасет мир. И я, к сожалению, в это верю.
Анна Фаныгина: В идеале нужно смотреть на происходящее широко, с высоты птичьего полета, когда видишь все — и ужас, который творится, и все хорошее, что создается. Эти процессы были в истории человечества всегда и существовали параллельно: разрушение — созидание, мы тут не исключение. Хочется верить в поступательное развитие, в прогресс, но, к сожалению, мир устроен иначе.
— Иначе — значит, вы не сумели воспитать своими работами нормального, мирного человека?
И.: Может быть, у некоторых людей просто нет такой задачи — что-то понять и оценить, у них другой путь? Может быть, они не хотят ни слышать, ни видеть...
— ...ни читать. Такой человек не зайдет в бутик и продолжит засорять городской ландшафт своим, скажем так, непродуманным внешним видом.
И.: Просто среда, в которой такой человек обитает, сделала его таким.
— Но ведь у нас общая среда — Рига.
А.: Ой, это иллюзия. Каждый живет в своем мире. В идеале я стараюсь понять всех и принять, что общество неоднородно, но это очень сложно. В обычной жизни мы постоянно сталкиваемся с противоречиями. Кто-то нам близок во всем, в эстетических представлениях в том числе, а кто-то — наоборот. Например, мне лично непросто мириться даже с соседями, способными поставить в подъезде железную дверь вместо старинной, оригинальной. Эстетические разногласия с окружающей действительностью возникают постоянно. И, конечно, это следствие культурных различий и приоритетов. Этическое и эстетическое очень связаны — и в то же время эта связь неоднозначна.
— Не всегда прослеживается.
А.: Для себя я давно в виде защитной реакции на всевозможные несовершенства мира придумала объяснение «нашествиями варваров», проявлением через них неких почти хтонических недружественных сил. Это может проявляться и на бытовом уровне, и на глобальном — та же война. Очевидно, трансформировать таких людей может только воспитание, образование, но это не быстрый путь. Это для всех школа — и для них, и для нас.
— И для художников, и для «варваров». Вы сами защищаетесь красотой от войны.
А.: Да, это наша защита.
— Защищаетесь сейчас, когда другому не до стильных нарядов и ювелирных изделий. Вот пришел к вам этот другой и говорит: цены на ваши платья не соответствуют нынешней действительности, в сложные времена одеваться можно и в секонд-хенде. Оговорюсь сразу, что я целиком на вашей стороне, потому что результат творческой удачи ценен и хрупок, его нужно охранять, в том числе и ценой. Но как сейчас существовать таким островкам моды — спокойным, благополучным?
А.: То, что такие места существуют, уже доказывает их состоятельность. Такие места не падают, как подарки, с неба, это результат ежедневного труда, вклад в поддержание миропорядка.
И.: Беды случаются постоянно — вспомните про ковид. Просто нужно учиться выходить из подобных ситуаций. Если мы не в силах помочь в это страшное время кому-то напрямую, нужно просто работать. Каждый должен трудиться на своей грядке — просто делать это с удвоенным, утроенным старанием.
А.: И всегда держать в сознании стереоскопическую картинку. Это сейчас наша основная задача.
И.: Если ничего не делать — все остановится.
— В чем смысл — в соблюдении баланса? Чем больше разрушают, тем больше нужно создавать?
А.: Да, наверное.
— Коллекция ювелирных изделий Анны в начале лета гастролировала на ярмарке в Латвийском этнографическом музее под открытым небом. Это было в некотором смысле «хождение в народ». Как «сходить» к нему так, чтобы в следующем десятилетии никто больше не говорил: Пушкина отменяем, Достоевского отменяем, кольца отменяем… наряды отменяем, потому что они не для тепла?
А.: Поверьте, Пушкин переживет всех. Истинные ценности уже доказали, что они способны оставаться на своих местах, я вам это как археолог-волонтер авторитетно заявляю. Просто сейчас очень острое, больное время. Но, конечно, литературу, искусство защищать надо, и каждый должен это делать, как может.
И.: Как свидетельствует история, все эти ужасы, к сожалению, способствуют трансформациям, несут обновление — в той же моде. Но пока невозможно определить, куда сегодняшние изменения могут нас всех завести.
— «Все новое дает новую эстетику». Алексей Арестович.
А.: Есть рецепт, как защитить красоту: в том числе и добротой, она сейчас очень важна. Даже людям, которые, казалось бы, все понимают, легко соскользнуть в конфликты. Я стараюсь понять каждого человека. Как повторял мой преподаватель йоги — надо своего заклятого врага и противника просто полюбить. Идея, конечно, не нова, но дает шанс на какой-то диалог.
— Как дорасти до сочувствия «варвару»?
А.: Это сложно, но другого пути к диалогу, кроме как стремление к пониманию, просто нет.
И.: А я просто помогаю нашим женщинам хорошо выглядеть — надеть свои доспехи, застегнуться на все пуговицы и стать еще сильнее. Чтобы они продолжали делать карьеру, заниматься политикой и семьей.
— Плохо одетая женщина — это слабая женщина?
И.: Что это вообще означает — плохо одетая женщина? Не для всех внешний вид является приоритетом. Это абсолютно нормально — взгляды у всех разные, так что все не могут выглядеть одинаково. Одинаково хорошо. Я общаюсь с дамами, для которых внешний вид имеет значение, а миллионам все это совершенно не нужно. Мы не можем исходить только из того, что нам кажется идеальным. Соседям Анны тоже кажется, что у них идеальная металлическая дверь.
— Но даже в эстетике повседневности профессионалы вы, а не они.
А.: Да, но жизнь почему-то периодически забывает посоветоваться с профессионалами. Я вижу, как люди уродуют городскую среду. Эти мои страдания — ерунда, конечно, по сравнению с войной, но это конфликт, пусть на эстетической почве, и он всегда присутствует.
— У русских сегодня свои страдания. Хочется, чтобы мир не забывал: русские — они разные, не всегда «варвары».
И.: Да я ни секунды в этом и не сомневалась! Любой человек, умеющий рассуждать логически, понимает, что нельзя всех красить в один цвет.
А.: Это очень примитивно, глупо — проводить границы между национальностями, между государствами даже. Это лень такая ментальная. Границы — они между добром и злом, и они проходят, где хотят. Они и по одному человеку могут пройти — одна его половина будет белая, другая черная. И это дополнительный труд — такие границы разглядеть.
— Мы, русские, добились того, чтобы к нам приглядываться перестали.
А.: Только без лишних терзаний! Все это временно. Я по происхождению тоже стопроцентно русская, и в былые времена этим можно было как-то погордиться. Однажды в Венеции ко мне подошла итальянка и спросила: вы балерина из Санкт-Петербурга? Мне нравилось, когда возникали подобные ситуации. Но это игра такая. Ведь национальная принадлежность — лишь одна из одежд нашей души, одна из дополнительных оболочек этого сгустка света. А мы просто люди. И моя последняя коллекция — прежде всего о свете. Тьму можно только светом победить.
— Эта ваша коллекция не на злобу дня родилась?
А.: Нет, конечно. Она родилась давно.
— Я обратила внимание на то, что старые картины сегодня звучат по-другому и продолжают соответствовать событиям, они меняются, потому что еще и в этом смысле живые. Появляются новые подтексты, о которых художник не мог догадываться, потому что жил в другое время. Произведение оказывается прозорливее автора.
А.: Весной я посетила выставку Ансельма Кифера в Венеции и была поражена: они что, за пару месяцев всю эту выставку успели подготовить? Настолько она актуально звучала в контексте войны в Украине. Нет, они ее готовили два года.
— То, что изначально не говорило о фашизме, сейчас заговорило о фашизме.
А.: Это какое-то, наверное, предчувствие. Хотя тема живучести нацизма для Кифера — вообще одна из постоянных.
— Это универсальность художественного языка. Такое впечатление, что красота действительно спасет мир, что это соломинка, которая действительно не даст ему утонуть. Что это единственно вечное из всего, что существует. И оно почему-то необходимо именно потому, что без него можно прожить. Лишнее становится необходимым. И, может быть, сейчас больше, чем раньше.
И.: Когда я делаю свою коллекцию, в какой-то момент понимаю, что в нее нельзя вложить сразу все — будет хаос. И начинаю как раз убирать лишнее — до тех пор, пока не станет ясно, что больше уже ничего убрать нельзя. Отбрасываю, минимизирую и в конце концов добиваюсь чистоты.
— Ваш любимый черный цвет в одежде — это только крой, только силуэт, от которого ничего не отвлекает. Действительно — чистота.
И.: На сей раз я добавила к черному цвет фуксии. Прошлым летом я побывала в Сицилии, а зимой подумала, что все мы травмированы ковидом и что коллекцию нужно сделать радостной, в каком-то смысле — отослать к умению итальянцев наслаждаться жизнью. Кто мог подумать, что наступит 24 февраля!
— А представляете, что было бы, если бы вы стали использовать сочетание желтого с синим?
А.: Многие используют.
— Но ведь это дешевый ход, эксплуатация ситуации. «Творчеством нужно заниматься для Бога». Борис Гребенщиков.
И.: Здесь нужно соблюдать баланс, видеть грань и опасаться ее перейти.
А.: На ярмарке в Этнографическом музее всегда много разных людей. Подошел один парень, взял наше кольцо и говорит: что это вообще за кольцо такое? Почему оно столько стоит, тут же вообще никакого дизайна нет? А я думаю: о, это комплимент! Ему кажется, что нет никакого дизайна, но это же и есть дизайн!
— Стали переубеждать?
А.: Я считаю своим долгом закинуть зерно сомнения в человека, но ни в коем случае не переубеждать. Я просто стараюсь оставаться к нему добра.
И.: Мы сами формируем свою реальность. И жить нужно с мыслью: как ты будешь относиться к миру, так и мир будет относиться к тебе. Именно поэтому в мой бутик не заходит никто, кто не мыслит такими категориями. Чужой просто проходит мимо. Я не большой специалист в области маркетинга — в работе я использую язык сердца и по-другому говорить не умею. Как чувствую, так и работаю. И мне нравится, что меня находят женщины — по сути такие, которым все мои костюмы нравятся без рекламы. Я даже не успеваю воспользоваться каким-то маркетинговым трюком. Зачем? Ко мне так или иначе придут те, кто должен прийти, а кому все это не нужно — не придет никогда. Так и должно быть.
А.: Это честный подход. Но ведь всегда есть сомневающиеся! Люди, которые как бы еще и не ценители твоих вещей, еще не совсем свои, но их можно привлечь на свою сторону.
— Ювелирное искусство, искусство дизайнера одежды используют язык удачи. Если у меня жизнь не удалась — я вас не услышу, я к вам не приду. Только вот что считать удачей сейчас?
И.: Нельзя все время жить в том информационном пространстве, которым нас обеспечивает война. Вначале был шок, но в какой-то момент появилась необходимость собраться и идти дальше.
А.: Думаю, любое созидание целительно. Возделывать свою цветочную грядку, которая никого даже не накормит, а просто порадует, или идти непосредственно помогать пострадавшим: каждый определяет сам, где он нужнее. Делай, что можешь, главное — от сердца.
— Кто-то может переживать, что он не соответствует ситуации, что идет по легкому пути и продолжает заниматься любимым делом — всего-то утверждать гармонию, потому что гармония не предполагает войны.
А.: У каждого есть какая-то внутренняя программа. И — как ни торжественно это звучит — мы стараемся помнить о своем жизненном предназначении.
И.: Просто нужно почаще отвечать себе на вопрос: что я сделал для того, чтобы мир стал лучше? И не пытаться винить других, потому что все начинается с тебя.
