Жизнь как репетиция, или Затянувшееся путешествие Татьяны Бондаревой

Обратите внимание: материал опубликован 8 лет назад

В конце ноября открылась новая сцена модного московского Электротеатра «Станиславский», который около двух лет назад возглавил один из самых новаторских современных российских режиссеров Борис Юхананов. Среди будущих премьер этой площадки — проект «Золотой осел» по древнеримскому писателю и философу Апулею, где занята и рижанка Татьяна Бондарева (Мариничева), которую в российской прессе уже окрестили «самой необычной актрисой современного театра».

До сих пор помещение на территории бывшего электромашиностроительного завода на Пресненском Валу, в районе станции метро «Белорусская», использовалось для репетиций. Теперь зал обзавелся сценой-трансформером и может вместить до 150 зрителей. В рамках проекта «Золотой осел» намечено выпустить 20 дебютных спектаклей молодых режиссеров.

— Татьяна, последние несколько лет критики называют вас то рижской, то питерской актрисой, а сегодня — уже и московской. Вспомним, как все происходило. Итак, сначала в Санкт-Петербурге с режиссером Алексеем Янковским вы сделали три необычных моноспектакля — «Кабаре «Бухенвальд», «Девочка и спички» и «Злой спектакль». Затем сыграли пророка Заратустру в скандальном «Лире», поставленном Константином Богомоловым на сцене питерского театра «Приют комедианта». Мужские роли там играли женщины, женские — мужчины, действие было перенесено в Москву 1941—1945-х. А теперь привóзите в Ригу, в свой Рижский малый театр (РМТ) на Стабу,18, известного английского режиссера-экспериментатора Роберта Тейлора Теймена — как, кстати, вы познакомились с ним?

— Позвонил актер Московского театра ОКОЛО дома Станиславского Алексей Шендрик , — приезжай в Москву, есть очень интересный человек.. А мы как раз вернулись из Перми, где гастролировали с «Лиром». И на следующий день я улетела в Москву, где Теймен вел мастер-класс.

Есть люди, которые транслируют что-то, через них идет некая информация. Мы же не всех людей чувствуем. Это как любовь.

В 18 лет я была влюблена, и помню, бежала по дороге, и было чувство, что у меня нет кожи! Я чувствовала — видела, слышала, ощущала — всё, весь мир! И Теймен пытается вернуть это ощущение актеру, чтобы тот ожил, стал живым.

Тут даже не нужен источник любви. Мир огромен, источник и в тебе, и вне тебя, а ты — приёмник. Ты принимаешь эти волны. Конечно, все это было еще древнем театре и теперь идет лишь возврат к тому, что ушло. Поиск здесь нужен для того чтобы ты сам изменился. Единственное, что человек может изменить, — себя. Вот тут и существуют особые технологии…

— В вашей актерской жизни возник еще и Электротеатр «Станиславский»?

— Да. Юхананов мне был интересен всегда, и когда у меня освободилось «творческое пространство», я подумала, — а почему бы нет?! К тому же, мне очень нравится само это помещение. Какая-то в этом есть свобода, какая-то возможность. И спектакли, которые я там вижу, мне интересны. Это такой синтетический театр, о котором когда-то мечтала.

Я занята в проекте «Золотой осёл», и

безумно благодарна, что встретилась с этим Апулеем и его романом. Благодарна за возможность «прочесть» это все своим существом и что-то попытаться сделать актерски.

Заняты в этом проекте и режиссеры-выпускники Мастерской индивидуальной режиссуры Бориса Юхананова «МИР-4». Работаем самостоятельно, потом — четыре дня показа, с обсуждением. Дальше все направляет уже Борис. Думаю, к январю-февралю спектакль начнет собираться, и мы будем играть его на Белорусской, на новой площадке «Электротеатра». Именно там на протяжении следующего года собираются представить публике 20 дебютных спектаклей молодых режиссеров.

— Это у вас роли или просто некие «чтения»?

— Формы самые разные. Участвуют актеры, музыканты, танцоры, режиссеры… Люди, имеющие отношение к театру, к музыке, к живописи. Ты выбираешь то, что тебе нравится, из этого произведения, и работаешь с режиссером. В любой форме. Хочешь — делай видео, хочешь — пропевай этот текст, протанцовывай или читай. Хочешь — делай драматическую структуру, эпическую структуру.

А началось к меня с режиссера Коли Каракаша. Пришла я к нему и призналась, что хотела бы поработать в «Электротеатре». Он говорит — тогда иди в этот проект, ко мне, и можешь приступать сразу. Мы взяли мистериальную 11-ю главу из Апулея, «Пояс Изиды». А еще я выбрала «Искушение Луция», где играю Луция, или Луцианну — нет там деления на мужские и женские, на какие-то возрастные роли. Ты можешь делать, что тебе угодно. главное — это должно тебе нравиться. Тогда возникает живая энергия… Для той же новой сцены, но с другим режиссером, будем ставить и «Вирджинию Вульф».

— Так вы уже фактически перебрались в Москву?

— Да-да-да! Обожаю этот город!

Я тридцать лет мечтала оказаться в Москве. Собственно, с тех пор, как окончила театральное. А случилось так, что оказалась в Риге. Но даже когда позже уехала в Питер, хотела в Москву. Наконец, я там, куда хотела. Это просто мой город, я его чувствую.

Утром открываю глаза — и первая мысль: как же я тебя люблю! Это правда. И этот город отвечает мне взаимностью. За два года ни один человек мне не нахамил. Каждый раз, когда иду с чемоданом, кто-нибудь предлагает мне помочь тащить этот чемодан. Иду в магазин, и если у меня большие сумки, обязательно кто-то подойдет помочь и скажет: «Не должна женщина носить такие тяжести»… Но как человек устроен? Конечно, первая мысль: «А, он стащит и убежит!». Потом становится неловко от этой мысли. Но я успеваю отследить, что мне эта мысль пришла, потом такой люфт небольшой и я думаю, что пусть, даже если утащит, но я хочу доверять людям.

Понимаете, есть же разные периоды в жизни человека, это естественно. Мы растем, взрослеем, глупеем… Самый глупейший возраст (скажу за себя) — это где-то от 25 и до 45. Ужасающий возраст для человека, особенно для мужчины, наверно. Это когда

ты постоянно должен что-то доказывать, доказывать, и происходит такое сжатие, потому что ты постоянно должен чему-то соответствовать, кем-то быть! И однажды быть «кем-то» становится просто невозможным . Вдруг обнаруживаешь, что ТЕБЯ в этой жизни нету! ТЫ не живешь.

Охватывает ужас! Потому что ты закрыт. И тогда единственное, что можно сделать, — открыться.

Если человек правильно старится, он становится открытым. У него другие глаза. Я смотрю на свою маму — она как ребенок, и мне становится стыдно. Я думаю — куда потратила свою жизнь, на что?! И терять-то уже, в общем, нечего, ты всё угробил, что мог. Но, может быть хоть остаток этой жизни прожить как-то иначе. Встречая человека, подойти… Мы только отражение чего-то. И в наших глазах отражается — другой. И он так же боится. Он такой же не слышащий, не видящий, не чувствующий...

— А как вы обустроились в Москве?

— Снимаю квартиру в центре, до театра — 15 минут пешком по Никитскому бульвару. Много друзей…

Я родилась в Риге и люблю этот город. Но энергетически он не мой, ничего с этим сделать не могу. Тут мне нужно в пять раз больше энергии вложить, чтобы сделать то, что я делаю в Москве! Потому что есть энергия места, энергия города.

В Риге у меня такое ощущение, что я впадаю в спячку, вообще нет желания чем-то заниматься. Хочется есть и спать, и я сразу поправляюсь. Через некоторое время начинаешь адаптироваться, но первые недели очень трудно. Ненавижу себя в таком состоянии, не могу в нем находиться долго, и нужно чтобы кто-то меня просто ударил по голове. (Смеется.)

— Но тут же все ваши родные, сын, — а если всем переселиться?

— Не знаю… Сыну Саше (ему скоро 21, учится в музыкальном колледже) здесь замечательно, все нравится. Он любит Ригу. У него девушка. У него группа здесь музыкальная. Муж вообще в большой город не хочет. Вот поехал вчера на Бали нырять (как и Татьяна, увлекается дайвингом, а также подводной фотографией — Н.М.)... Самое лучшее, наверно, — не думать об этом.

— Тем более, сейчас можно без особых проблем существовать в нескольких местах?

— Да-да! Конечно, периодически возникает желание куда-то пристать. Конкретно. Вот поступить в какой-то театр и в этом театре играть. Но, с одной стороны, я хочу этого, а с другой… У меня есть эта работа, она мне нравится. Надеюсь, что еще верну и свои три моноспектакля и все-таки начну их играть в Москве. Но сейчас я полностью в Апулее и «Вирджинии Вульф», а мне трудно делать несколько проектов одновременно. Потому что, например, Апулей — это же ты не просто берешь и учишь текст. Ты работаешь с этим материалом. Нахожу какие-то ссылки, начинаю что-то еще читать — скажем, про древнегреческий театр… Сразу

появляется другой объем, ты в этом объеме начинаешь существовать. И вообще, этот материал дает тебе огромный потенциал для развития личности. А для меня в театре все-таки важен какой-то образовательный момент.

— Что с вашим «Рижским малым театром» на Стабу, 18, со всеми вашими планами относительно него?

— Пока не знаю. (Вздыхает печально.) Тут ведь пока ничего особенно и не было. Приезжали иногда какие-то режиссеры, иногда что-то играли. Я что-то играла… Но чтобы театр жил, нужно постоянно быть здесь, а я — там.

Знаете, когда я вижу теперь какие-то спектакли, они на меня странно действуют. Не могу о них ничего сказать. Спектакль в меня либо попадает — либо не попадает. Если попадет, он меня открывает, и тогда у меня нет слов, по большому-то счету. Когда не попадает, то есть меня не открывает, — могу что-то сказать, но эти слова не имеют никакого значения. Это как музыка или произведения великих художников, — они же нас меняют. Стоишь перед картиной, и не ты на нее, а она на тебя смотрит. И что-то со тобой делает. И ты — меняешься.

— Кто-то еще из известных столичных режиссеров приглашал вас к себе после взорвавшего российский театральный мир «Лира» Константина Богомолова?

— Предложения были, но я их не озвучу, потому что они пока ни во что не вылились. Так странно... Если это негосударственный проект, не в конкретном театре, — он всегда под вопросом. Так получилось и в Москве. Допустим, на площадке «Платформы» (ее курировали Кирилл Серебренников и Марина Давыдова) в Центре современного искусства «Винзавод» мы с Юрой Муравицким начали в прошлом году репетировать спектакль «Принцесса драмы» по одноактникам австрийской писательницы-нобелевки Эльфриды Елинек. Два раза даже там сыграли, а потом это помещение продали… Сейчас вроде предложили нам театр «Практика», но Муравицкий занят чем-то другим. В подобных проектах надо, чтоб все соединилось. Или вот сейчас Богомолов собирается восстанавливать «Лира», но уникальной актрисы Хайруллиной столько работы в Москве, что не понимаю, как она может на какое-то время уехать и репетировать.

Вообще, в Москве у меня один проект заканчивался — другой начинался, и так целый год. И ни один не вышел, все они в процессе работы!!! Но ведь ты должен увидеть результат. А я пока только репетирую. Хотя, мы получаем то, что хотим. Я люблю репетировать и не знаю, люблю ли играть.

Мне намного интересней этот процесс репетиций, так было всегда. И если с тобой что-то не происходит, значит, ты недостаточно прикладываешь к этому усилий. Сам. А значит, недостаточно этого хочешь. Может, на самом деле, я и хочу вот так — репетировать и репетировать…

— С другой стороны, все эти начинания — некий колос, который даст в конце концов зерна?

— Может, и будут зерна… Ничего мы не знаем. И собственно, я хочу только заново научиться чувствовать. Заново научиться ходить, смотреть, слышать, дышать… Как это сделать?! Вы ходили с закрытыми глазами по городу? Я ездила на велосипеде по пляжу с закрытыми глазами. Закрывала глаза, считала до десяти… Вот этот ужас и есть это чувство, когда ты не знаешь, провалишься ты сейчас, куда тебя, что там под тобой… А открыть ты не можешь глаза, потому что надо досчитать до десяти! И абсолютно все обострено: слух, чувства… И никто меня не убедит, что человек этого не хочет. Просто чтобы ты этого захотел, ты сначала должен увидеть, что ты этого не делаешь, ужаснуться тому, что не делаешь, а время идет и ты проживаешь жизнь. И ты не живешь!

— Но вам-то, слава Богу, кажется, грех жаловаться на то, что вы «не живете». Вы столько успели — иным не удается сделать, увидеть, испытать, понять и сотой доли.

— Знаете, в прошлом году я тонула. Накануне своего дня рождения. В Карибском море мы ныряли на 100 метров, меня вдруг стало выносить вверх и я не могла остановиться. Я испугалась, не нашла эту кнопку сдува (так быстро все происходит!). Я понимала, что умру. Даже шансов не было никаких.

— Вы о кессонной болезни?

— Да. Я пыталась нырнуть, пыталась подплыть к кораллам, чтобы за них держаться. Но в какой-то момент поняла, что ничего не могу сделать. И это как у Достоевского, — когда ты за тридцать секунд проживаешь всю жизнь. Я понимала, что у меня есть, наверное, 30 секунд. Это был шок. Но чувства не отключены — и в этот момент я вижу неимоверной красоты воду. Солнечные лучи в ней преломлялись и и открылось какое-то космическое пространство. Я услышала движение воды… И это стало важнее всего. Во мне что-то отделилось от меня, я явно видела со стороны эту женщину, которая испытывает эти чувства, но я — это тот, кто смотрит на происходящее. В эти последние секунды мне подарили слух и зрение. И острое ощущение жизни. И

вдруг ушел страх и пришла радость. Тогда я подумала — Боже, только бы сейчас человека увидеть! Просто человека. Муж был внизу, в глубине. И я все бы отдала, и пусть потом забирают, но чтобы просто посмотреть ему в глаза. Увидеть человеческие глаза…

Каким-то чудом выбралась, и что самое удивительное, — обошлось без последствий!

Заметили ошибку? Сообщите нам о ней!

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Сообщить об ошибке.

По теме

Еще видео

Еще

Самое важное