«Я много интересовался церквями, и именно поэтому меня заинтересовала алтарная роспись... Среди самых выдающихся — и работы Яниса Розенталя», — так начал свой рассказ историк искусства и исследователь истории культуры Ояр Спаритис.
По словам Спаритиса, рассказ о пути Яниса Розенталя к церквям и работе над их убранством, конечно, должен быть гораздо длиннее и шире. Розенталю, как национально мыслящему художнику, было важно воздвигнуть Христа в Латвии, среди своих современников.
«Не зря, когда пастор из Стенде убедил Розенталя взяться за роспись алтаря в Стендской церкви, Розенталь в своем письме написал следующие слова: «Алтарная роспись, которая в лютеранских церквях, как правило - единственная, должна воздействовать мощно и доминирующе, чтобы вся община могла ее заметить. Она должна привлекать взгляды изящным тоном и цветом, и своим внутренним настроением и содержанием должна людей увлекать и вдохновлять их на благоговейные размышления». Именно такое настроение внушает алтарная роспись, которую мы можем видеть в Дундаге, где в 1912 году была завершена картина «Пасхальное утро»», - рассказывает Спаритис.
«На картине «Пасхальное утро» мы видим темную скалу, которая обозначает могилу Христа. (..) У подножия скалы в темном платье, в латышской женской одежде стоит женщина в длинном черном платке с веточками вербы в руках, и, возможно, Мария Магдалина, упавшая на дороге на колени — хотя мы узнаём в ней Элли Форсселл, спутницу жизни Яниса Розенталя, которая разводит руки в своеобразном жесте удивления, потому что им обеим открылось чудо — явился Христос. И Христос пришел, видите, из света», — разъясняет композицию картины Спаритис.
«За спиной латвийский пейзаж — курземский пейзаж с еще заснеженными полями, но на которых уже появился фермер, который, проходя по этим полям, проверяет свои озимые и радуется тому, что пробуждается весна, становится краше небо, природа, земля и весь мир земледельцев, с которым эта картина крепко переплетена».
«Розенталь, сам выходец из окрестностей Салдуса, мог так органично почувствовать пробуждение природы, мог провозвестить это возрождение такими понятными для латышей деталями, как земля, природа, деревья, пашня, коровы на краю поля, лошади. И посреди этого неизвестно откуда появляется Христос. Сближение двух этих парадигм может очень удивить, но в то же время сделать Христа понятным, знакомым, ходящим между нами и обращающимся к каждому из нас», — заключает Спаритис.
