Индра Лукина пришла в ЛНСО по просьбе музыкантов, нашла для них прекрасных художественных руководителей и ищет сейчас третьего. Ей предстоит провести свой коллектив через ремонты, переезды и столетний юбилей, заботясь о высоком и низком одновременно — о лифтах в Большой гильдии и проекте нового акустического зала, о приглашенных звездах и автобусах, которые в эти выходные будут возить слушателей на фестиваль в Резекне и обратно в Ригу, о зарплатах и молодежных вкусах… Странная, конечно, профессия. Уникальная.
— Вы же из семьи врачей, да? Но с музыкальной школой и дипломом философа?
— Музыкальная школа была потому, что моя мама тоже музыкальную школу закончила, она пела, даже будучи врачом. А мой отец — он был завзятым меломаном. Я чуть ли не с младенческого возраста слышала дома оперные записи в самом лучшем исполнении — с Марией Каллас, Ренатой Тебальди, Джузеппе ди Стефано. Так что мои стандарты (смеется) тогда уже были заложены. Я всегда отшучиваюсь, когда меня про музыкальное образование спрашивают —
да, я не профессиональный музыкант, зато я профессиональный слушатель.
Но, в принципе, это нечаянно получилось — что я попала в сферу музыкального менеджмента.
— И в кино — тоже нечаянно?
— Да. Шла по улице, встретила знакомую, она говорит — ищем заместителя директора фильма, может, тебе интересно? Я сказала — интересно. (Смеется.) И сразу попала в съемочную группу Арвида Криевса.
— Вы смелая.
— Я в то время училась на последнем курсе, и вариантов, куда можно было бы податься с моим дипломом философа, было не сказать, что много. Или в науку идти, или учителем, или самому придумывать себе занятие. Но я настолько благодарна своему университету, своим профессорам! Не знаю, чем я заслужила такое везение. Единственный минус — в том возрасте, сразу после средней школы, мы были не в состоянии взять все то, что давали нам наши выдающиеся педагоги…
А потом мне невероятно повезло во второй раз. Я застала самые последние годы советское кино. А советское кино, как говорил товарищ Ленин, являлось важнейшим из искусств — из-за идеологических соображений, как я понимаю, — и поэтому туда вкладывались очень большие средства. И не только материальные.
Могу со стопроцентной уверенностью сказать: советское кино обладало менеджментом высочайшего класса.
Как все было организовано на Рижской киностудии! Как идеально все функционировало! Какой там был порядок!
Для меня это была великолепная школа. Потом я попала на курсы во ВГИКе — Всесоюзном государственном институте кинематографии, имела возможность всякие фильмы смотреть, слушать лекции отличных преподавателей…
И еще одну вещь я вынесла из тех времен. У нас в съёмочной группе был неписанный закон: если режиссёру что-то нужно для достижения художественной цели, все работают на то, чтобы это «что-то» ему обеспечить. Сейчас я своим молодым коллегам повторяю то же самое.
— Съемочные группы, театр оперы и балета, оркестр — на что они больше похожи изнутри, на фабрику или на семью?
— Ну, во-первых, это очень разные организации. В нашей Опере больше 500 человек работает: балет, хор, оркестр, технические службы и так далее. В камерном оркестре только 35 человек, в симфоническом — 130 примерно. Фабрикой это, конечно, не назовешь, но на самом деле слово это правильное: всё должно быть четко структурировано, каждый должен знать и исполнять свои обязанности. А с другой стороны — можно сказать, что семья, да. То, какая атмосфера внутри, какие отношения между людьми, так или иначе проявится на сцене или на экране, и публика обязательно это поймет. Так что я, как руководитель, стараюсь делать все, чтобы люди хорошо себя чувствовали на работе.
— Каково это — приходить в новый коллектив? Понятно, что в артистическом мире Латвии все знакомы между собой, но быть знакомыми и работать вместе — это же все-таки разные вещи?
— Когда я уходила из Оперы, мне, конечно, было печально немножко, я уже срослась с этим театром, это был мой мир... хотя умом я и понимала, что все верно,
каждые лет десять надо менять рабочую среду, иначе все становится рутинным.
И мне действительно интересно было оказаться после Оперы в камерном оркестре Sinfonietta Riga, где звучала совершенно другая музыка и люди совершенно иначе взаимодействовали между собой.
— Как вы туда попали? По конкурсу или по предложению Министерства культуры?
— В Симфониетту меня [художественный руководитель оркестра, дирижер] Нормунд Шне позвал, конкурса не было. А на должность директора ЛНСО конкурс был, но, если бы музыканты мне не позвонили и не сказали — пожалуйста, поучаствуй, мне бы это и в голову не пришло. Но когда тебе оказывают такое доверие… Оркестр был тогда в непростой ситуации, маэстро [Карел Марк] Шишон ушёл, [директор] Илзе Пайдере-Стаке тоже. Я подумала, что у меня уже накопилось довольно много опыта работы и с оперным оркестром, и с камерным, так что, может быть, с симфоническим я тоже справлюсь.
— Вы давали какие-то обещания себе или, может быть, оркестру, в отношении того, какой будет новая жизнь ЛНСО, жизнь в эпоху Индры Лукиной?
— (Смеется.) В симфоническом оркестре нет директорских эпох, есть только дирижерские. Если бы у меня не было идеи, кого пригласить на пост художественного руководителя, я вряд ли решилась бы участвовать в конкурсе. Но идея была.
Андрис Пога к тому моменту уже время уже выиграл престижный конкурс во Франции и начал международную карьеру. Но главным аргументом были его концерты. Они укрепили меня в мысли, что именно Андрис мог бы возглавить ЛНСО. Я поговорила с Андрисом. Он ответил, что согласится при одном условии — если музыканты за него проголосуют.
— Он замечательный дирижер. Иногда кажется, что наша публика не до конца понимает, каков его масштаб.
— Да, по моему опыту, пословица «Нет пророка в своем отечестве» часто оказывается верной. К сожалению. Я много говорила об этом с коллегами. Понимаете,
мы знаем наших музыкантов с их первых шагов, со школы буквально. Мы помним все, что они делали и как. Мы смотрим на них критичней, чем иностранцы.
Но когда мы с ЛНСО выступаем за границей, когда я беседую с парижским агентством Андриса — я вижу, как его ценят. А ценят его очень высоко. Очень.
— Вслед за Андрисом Погой главным дирижером ЛНСО стал финн Тармо Пелтокоски, а в сотый сезон — через год — оркестр должен войти с новым шефом. Вряд ли кого-то наша публика сможет полюбить так же страстно, как Тармо, вряд ли будет столько же аншлагов и восторгов. Вы к этому морально готовитесь?
— Готовимся. Конечно, следующему главному дирижёру в этом смысле придется нелегко. Но такова жизнь. Хорошая новость в том, что Тармо очень нравится работать с нашим оркестром, ему нравится Рига, ему нравятся концертные залы Латвии, и он обещал, что и в ближайшие сезоны после своего ухода будет делать с ЛНСО по две программы.
— Как вы его нашли? И как рискнули доверить 22-летнему финскому мальчику национальный оркестр страны? Это же фантастическая история.
— Когда мы с Андрисом искали следующего главного дирижёра — потому что Андрис проработал на этом посту восемь лет и сказал, что этого достаточно, — то выбрали нескольких кандидатов и запланировали для них концертные программы…
— Смотрины устроили?
— Да-да-да. И сами присматривались, и дали возможность музыкантам подумать, кто из этой плеяды пришелся бы им по душе. Насчет Тармо это была идея Андриса, он где-то на видео его увидел.
Тармо приехал в январе, последним. Никто из предыдущих дирижеров не был стопроцентно одобрен — мол, да, вот он, новый главный. А тут уже
на второй день репетиций оркестранты один за другим стали подходить ко мне и говорить: нам нужен этот парень. Поверьте, это очень нетипичная ситуация.
Музыканты обычно не торопятся с выводами. Но тут случилась любовь с первого взгляда. И Андрис тоже был здесь, на концерте — точнее, на двух концертах, потому что была пандемия, полный зал сажать было нельзя, люди сидели через кресло друг от друга. И оба концерта были распроданы…
Мы с Андрисом посоветовались и решили, что действовать надо мгновенно, потому что очевидно было, что талант необыкновенный и, конечно, карьера его будет очень быстрой. Я спросила у каждого из двенадцати концертмейстеров — наш художественный совет, — дают ли они мне мандат для начала переговоров с Тармо. Все ответили «да». Это тоже было необычно. Я написала менеджеру Тармо. Оказалось, что буквально на днях он был утвержден главным приглашенным дирижёром Бременского камерного филармонического оркестра, где художественным руководителем [выдающийся эстонский маэстро] Пааво Ярви, — очевидно, Пааво тоже оценил его. Мы уже думали, что у нас ничего не выйдет… Не буду вдаваться в подробности. Переговоры шли несколько месяцев. Но уже в мае мы подписали договор. Это был подарок судьбы.
— А сейчас вам предстоит новый поиск...
— Да.
— Вдобавок вы проведете как минимум год вне родных стен.
— Оркестру, конечно, будет нелегко давать столько концертов вдали от столицы — в Резекне, Лиепае, Цесисе, Вентспилсе. И мы понимаем, что далеко не вся наша публика сможет поехать на концерты, скажем, в Gors, хоть это и прекрасный зал. Поэтому мы будем выступать и в Риге — на площадке Hanzas Perons.
— Как там все звучит?
— Это главный вопрос. По идее, кубатуры для того, чтобы устраивать симфонические концерты, в Hanzas Perons маловато. Но мы уже провели там три полные репетиции, звукорежиссёры и звукоинженеры сделали замеры. Прежде всего нужно было выяснить, можно ли нам вообще там выступать. Да, можно. Тогда мы стали думать, как будем приспосабливаться, какими способами акустику улучшать.
Первый концерт в Hanzas Perons оркестр даст 12 октября — с Василием Синайским за дирижерским пультом и альтисткой Сантой Вижине.
Я уже предупредила маэстро, зная, как он вникает во все звуковые подробности — маэстро, не пугайтесь. И заранее извинилась. Ну, как будет, так будет. Очень надеюсь, что будет хорошо.
— А сколько там мест?
— В принципе, столько же, сколько в Большой гильдии. Зависит от того, какую сцену мы построим. А сцену придется строить и разбирать перед каждым выступлением... Но для нас главное — создать нашему постоянному слушателю, которого мы очень-очень ценим, как можно более комфортные условия. В Hanzas Perons все практические обстоятельства очень хороши. Прекрасные интерьеры и атмосфера, расположение удобное — легко припарковаться, легко добираться на общественном транспорте. Но вот какая будет акустика, когда слушатели соберутся, мы пока не знаем. Это ведь очень разные вещи — пустой зал на репетиции и когда народ сидит. Ситуация непростая, конечно.
— Что в это время будет происходить в Большой гильдии?
— Серьезные изменения. В Большом зале будут другие окна и кресла, другая сцена, другие осветительные приборы. Шведские мастера акустики позаботятся о звуке. Я очень надеюсь, что после этого зал станет лучше во всех отношениях. Потому что у нас было очень много проблем — в том числе с вентиляцией и, извините за прозу, с канализацией.
И лифты! У нас наконец появятся лифты! Один для слушателей — это же абсурд, что люди, которым тяжело подниматься по лестнице, должны были преодолевать столько ступенек, чтобы попасть на концерт.
Второй лифт будет грузовым. А то наши бедные рабочие сцены даже рояль на руках поднимали! Спасибо архитекторам, спасибо Зане Короле, которая огромную работу проделала. Это было непросто — вписать лифты в историческое здание.
И проектом нового акустического зала [который появится после перестройки Дома конгрессов] я тоже довольна. Знаете, сейчас, обосновавшись в Доме конгрессов, мы поняли, что здесь очень хорошо. Мне нравится, что фасад и фойе останутся прежними — просторными, светлыми. У меня никаких негативных воспоминаний с этим зданием не связано, только положительные — кинофестиваль «Арсенал», Борис Гребенщиков… А теперь это будет по-настоящему хороший акустический зал. Думаю, это самое правильное решение. И парк заиграет новыми красками, и всё вокруг оживится. Многие думают, что это только ради классических концертов затевается, но это не так. Здесь можно будет любые концерты проводить — так же, как в «Горсе», где и поп-музыка звучит, и рок, и джаз.
Два года уйдет на проектирование — а потом, если будут деньги, начнётся строительство. Архитекторы молодые с таким энтузиазмом к делу относятся, с такой отдачей… Я очень-очень надеюсь на них. Они уже на этой подготовительной стадии сотрудничают с немецкой компанией, которая над акустикой концертного зала в Вентспилсе и Большой эстрады Межапарка работала. Так что перспективы прекрасные, нам обещают зеленый свет и поддержку со всех сторон.
— Как вы для себя объясняете, для чего нужна классическая музыка?
— Вопрос на миллион долларов, как говорится. Я считаю, что это — в наши дни особенно —
остров, куда можно удалиться на пару часов из обыденной жизни. В каком-то смысле медитация, в каком-то смысле возможность хоть немного побыть в иной реальности.
Я бы это сравнила с тем временем, которое люди проводят в церкви. Если концерт действительно высокого класса, человек получает ни с чем не сравнимый эмоциональный опыт. Уникальный. После [триумфального концертного исполнения на Фестивале искусств в Цесисе c участием ЛНСО и Тармо Пелтокоски] «Гибели богов» Вагнера подумалось — такое чувство, будто я медленно, с упоением прочитала «Фауста» Гёте. Ну кто в наши дни это делает?!
Мне архитекторы некоторые говорят: почему мы ходим на симфонические концерты? Потому что именно там рождаются самые интересные проекты…
Понятно, что каждый человек слушает по-своему, один профессионально, другой просто удовольствие получает. Но в любом случае живой концерт — это способ прорваться из повседневности в совершенно особенный мир. Мир музыки. Это ценность, которую нам надо изо всех сил стараться сохранить. И мы счастливы, что наш слушатель довольно молод. В Германии на концертах редко встретишь людей моложе 60-ти.
— Как составляются планы на сезон? Вы идете навстречу вкусам и пожеланиям публики или пытаетесь ее, публику, сдвинуть с привычных позиций, подтолкнуть к чему-то новому?
— Все вместе взятое. Во-первых, те идеи, которые хочет развивать художественный руководитель. Если вы посмотрите на программы Тармо Пелтокоски, его творческие устремления будут для вас как открытая книга, правда?
Второе направление — программы для детей и юношества. Мы очень много над ними работаем, это две параллельные линии, маленьким детям хочется показать оркестр через призму их восприятия, с тинейджерами еще сложнее, надо постоянно думать, как и чем их привлечь, у нас всегда большие дискуссии по поводу концертной серии Goran Gora для студентов и старшеклассников, мы даже социологические опросы проводим, — стараемся выяснить, что молодежи нравится. Нам респонденты ответили: вот если бы какой-то солист, которого мы знаем, сыграл или спел с оркестром, мы бы пришли. И в этом сезоне у нас будет, например, Валтер Пуце с электровиолончелью.
Привлечь юную публику на концерты — очень важная для нас цель.
Потому что мы знаем, что если дети и подростки распробуют, что это такое, если им понравится, то они надолго с нами останутся. А если нет, зазвать в зал взрослого человека будет уже гораздо труднее.
Камерная музыка: тут опять-таки другие задачи, дать возможность нашим музыкантам раскрыться с другого ракурса и в другом репертуаре.
Еще одна наша миссия — исполнять латвийскую музыку и заказывать новые сочинения. Тут мы довольно успешны, у нас уже пятый сезон работают композиторы-резиденты, и это, по-моему, очень хорошо помогает представить публике автора со всех сторон, в центр внимания его поставить.
И, конечно, классика должна звучать…
Не знаю, правильно ли назвать это все мозаикой, но очень на то похоже. Так что программы на сезон далеко не сразу, а в результате долгих раздумий и обсуждений.
— Концертов в этом году запланировано много. Какие выделить?
— Конечно, открытие сезона с Тармо Пелтокоски: «Планеты» Холста, «Арктика» Вона Уильямса, Тармо этого композитора очень любит. Но открывать сезон мы будем в Вильнюсе и Резекне…Выбирайте… Я бы Вильнюс в данном случае рекомендовала, там Зал филармонии после реконструкции открылся, акустика выдающаяся получилось. Интересно будет ее с акустикой «Горса» сравнить…
Да, далеко. Но, между прочим, за день до концерта в Вильнюсе, 19 сентября, Тармо Пелтокоски и [скрипачка] Винета Сарейка сыграют дуэтом в «Дзинтари», поближе чуть-чуть. Они встретились впервые, когда Винета была приглашенным концертмейстером ЛНСО, и, конечно, Тармо пришел в восторг… Винета у нас в этом сезоне артист-резидент, она еще в нескольких концертах участвовать будет.
«Саломея» Штрауса в Риге и Цесисе — Вида Микневичюте прекрасная споет титульную партию, она сейчас уже звезда, этим летом дебютировала в Байрейте.
Ксения Сидорова и Андрис Пога в Hanzas Perons — Ксения впервые исполнит на публике Концерт для аккордеона с оркестром Артура Маскатса, написанный специально для нее. Премьера была цифровая, во время пандемии, думаю, мало кто смог ее тогда увидеть.
Дирижер Кристина Поска из Эстонии и [скрипач] Георг Саркисян в Hanzas Perons: Гоша, к сожалению, ушел с поста концертмейстера ЛНСО, но как я могу его упрекать, его семья живёт в Германии, он, разумеется, получил там хорошее место, и, самое главное, он хочет работать преподавателем, профессором в одной из высших музыкальных школ… Прошлой осенью он солировал в концерте ЛНСО в Эстонии, прекрасно сыграл Брамса, и мы решили, что надо показать его нашей публике тоже.
Тармо Пелтокоски с Седьмой симфонией Шостаковича и Третьим фортепианным концертом Прокофьева — солировать будет [стремительно восходящая звезда, 23-летний финско-кубинский пианист] Антон Мехиас, который нашей публике еще не знаком… Помните, как Тармо Одиннадцатую [симфонию Шостаковича «1905 год»] сделал? Это был один из самых потрясающих концертов на моей памяти.
Удивительно, конечно, чтобы финн, да еще такой молодой, так чувствовал русскую музыку…
— И еще же «Дача». Ваш летний фестиваль, такой красивый и такой далекий, что аж обидно.
— Знаете, почему мы делаем его на выезде? Потому что летом выступать в Риге негде. Когда мы только начинали с Андрисом Погой разговоры о том, каким мы видим будущее ЛНСО, то одним из первых пунктов был фестиваль. У каждого приличного оркестра есть свой летний фестиваль! И тут же возник вопрос — а где ж его проводить? В Большой гильдии — абсолютно невозможно, у нас бывали случаи, что из-за жары приходилось для репетиций зал Дворца культуры ВЭФ арендовать. Про концерты вообще речь не шла. Помните, на фестивале «Рига-Юрмала» солисты-пианисты давали рециталы в Гильдии? Как только температура на улице переваливала за 25, от стыда за технические условия хотелось под землю провалиться, великие музыканты на сцене потом обливались… Так что это
сразу ясно было — что на «Дачу» придется ездить. Вот мы и ездим то в Вентспилс, то в Резекне, как в этом году.
— Народ на фестивальные концерты в Резекне хорошо ходит?
— Хорошо. Конечно, хотелось бы, чтоб ходили еще больше, но понятно же, сколько жителей в Резекне и вокруг него… И все равно: думаю, это правильно, что мы там выступаем, тамошние слушатели достойны отличных концертов, и зал у них замечательный, в Риге такого нет. Из печального — то, что многие из других городов хотели бы в Резекне побывать в дни фестиваля, но это не так-то просто. Мы когда всем оркестром в гостиницы заселяемся — больше уже мест ни для кого не остается. И что тут поделаешь? Вот, автобусы специальные для публики будут в субботу и воскресенье, чтобы обратно в Ригу после концертов вернуться. Но ведь и первый концерт, пятничный, интересный, Литовский национальный симфонический оркестр с дирижером Гинтарасом Ринуявичюсом, с пианистом Лукасом Генюшасом…
В общем, как только появится такая возможность, мы «Дачу» свою в Риге обустроим. Но Резекне не забудем, конечно. Будем там гастролировать.
