«Когда умирает редкий человек, то людям интересно узнать, каким он был в жизни, — сообщила госпожа Матисон. — Редкий человек — это тот, кто что-то сделал. Что-то, что выходит за рамки обыденности.
В работах Маши Айнбиндер присутствует Вечность. Вы видите то же самое, что могли видеть люди тысячи лет назад, потрясающе, да? Мысль подобного понимания времени иногда приходит к человеку во второй половине жизни, этому способствует опыт смотрения, понимание повторения момента и понимание неизменности для данного часа. И Маша смогла передать этот момент, поэтому её можно назвать человеком особенным, или великим.
Что она делала в другое время, когда не писала? Я могу сказать — мучилась невозможностью писать, и в этом была она целиком.
Она бесконечно страдала и тосковала по этому моменту прямого взгляда, прямого видения вечности. Она слушала политические новости, привязывалась к какой-нибудь человеческой несправедливости, страдала. В разговорах с ней я старалась перевести тему на живопись, и тогда мы жили и понимали друг друга.
Главное, что она передала мне — эту веру в то, что истинные моменты случаются и их можно передать, и их нужно передавать, и только они являются ценностью. И самое удивительное, что присутствие вечности, присутствие этого вот повторяющегося Света можно найти в любом месте, помещении, но, самое интересное, это цветовое и тональное отношение неба и земли, которое неизменно повторяется. Рижские улицы, их нелепость и благородство, слово нелепость, я употребляю потому, что
для Маши линия, красота силуэта, которую придаёт человек миру, зализывание, упрощение, были отвратительны, неприемлемы.
Нужно быть гением Микеланджело, чтобы творить божественные линии, мы с Машей остаёмся на позиции Рембрандта, который в том что видно смертному, зафиксировал красоту».
