— Вдруг подумала, что на латышском у нас в репертуарных театрах сейчас практически не поют. Остался только мюзикл Карлиса Лациса Purva bridējs ugunī в Лиепае, который уже четыре года на сцене.
— Вот не знаю, почему так происходит. Латыши ведь очень любят мюзиклы, любят оперетту. И когда кто-то говорит, что это легкий жанр, мне так интересно становится… Это же настолько тяжело — сложить вместе музыку, слово, движение, актерскую игру, наполнить все это эмоциями… Я очень благодарна Айгару Динcбергcу за то, что он берется за продюсирование таких проектов (компания Динсбергса Producentu grupas 7 только за последние годы осуществила постановки рок-оперы Лусенса и Залите «Каупен, мой милый…», мюзикла Лусенса и Вердиньша «Звездное дитя», мюзикла Паулса и Петерса «Сестра Керри», — М.Н.). И я надеюсь, что мюзиклов он сделает еще много. У нас же такие талантливые композиторы в стране.
— Тысячи зрителей, которые помнят вашу прекрасную Керри в Национальном театре, наверняка спросят: а какую роль в «Ранней ржавчине» отвела себе Мария Берзиня?
— Роль режиссёра. Исключительно. Лусенс и Динcбергc решили: «Раннюю ржавчину» дважды за этот век ставили мужчины, Юрис Йонелис в Валмиере и Ивар Лусис в Лиепае, так пусть в третий раз всё-таки женщина эту историю расскажет... В конце концов, роман написала женщина. И вообще это женская история абсолютно. Ну да, мой коллега-режиссер пришёл на второй спектакль и сказал: «Маш, очень женственный спектакль получился». Но я, если честно, была этому рада. Ответила — «Ну и хорошо. Я приму это как комплимент».
— Она, может быть, и женская, история эта, но жесткая.
— Именно поэтому мне очень важно было эмоциями спектакль наполнить. А это не так-то просто, ведь положительных героев в «Ранней ржавчине» не сказать, что много. Разве что Кикулис — тот самый богач, за которого Эльза замуж вышла.
— И того прикончили.
— Да-да-да. Нечаянно. Ну, так бывает… И еще важно было по-новому акценты расставить в том, что касается главной героини. С одной стороны, история Эльзы — это как бы история Золушки, которая мечтает о счастье. Такое естественное, всем понятное желание. Очень человеческое. Однако Эльза вовсе не героиня сказки. И она не жертва. Она делает свой выбор и дорого за него платит в итоге… Конечно, легко осудить девушку, которая приехала из села в Ригу и не устояла перед соблазном. Но вообще-то в тридцатых годах прошлого века это было нормально — что женщина делала ставку на удачное замужество. Потому что сама она, без мужчины, была ничто. За редкими исключениями. Поэтому я оставила действие «Ранней ржавчины» в том времени, о котором шла речь в книге Залите. Время-то было красивое очень — югенд, ар-деко, прекрасная одежда и так далее, и так далее.
— Боюсь даже представить себе, во что обошелся спектакль, в котором поют, танцуют и носят костюмы в стиле 30-х. Это выглядит подвигом: браться без государственных денег за подобные проекты.
— Ну, Айгар, скажем так, немножко сумасшедший в хорошем смысле слова. Энтузиаст своего дела. Но, если откровенно, я думаю, что лишь осенью, во время следующей серии показов, мы сможем выйти на ноль. Наша «Ранняя ржавчина» — это же огромный проект. Там только на сцене почти 30 человек, двадцать актёров плюс композитор Янис Лусенс со своей группой. И у каждого актера как минимум два наряда, не говоря уже о главной героине, у которой 8-9 платьев. Делала их Лиене Ролштейне, прекрасный художник. Думаю, после фильма Homo Novus всем ясно, что про исторический костюм первой половины XX века она знает все.
— Одни ее умопомрачительные костюмы для спектакля Валмиерского театра «Я не пианист», о Дарзиньше и Мединьше, чего стоят. Я такой изумительной работы давным-давно не видела.
— Да, там каждой деталью можно было любоваться. Лиене удивительно чувствует эпоху. Нам вообще очень повезло с людьми. И с хореографом Ингой Красовской, и со сценографом Удисом Берзиньшем. Он, кстати, уже работал с этим материалом в Валмиере. Для него это был вызов самому себе — найти новое решение.
А мне было очень интересно работать над спектаклем не только как режиссеру, но и как педагогу. В «Ранней ржавчине» же только три профессиональных актёра (Артис Робежниекс и из театра «Дайлес», Раймонд Целмс из Национального, Агрис Крапивницкис из театральной компании Esarte, — М.Н.), а остальные все певцы, настоящие и будущие, классические и эстрадные. И надо было найти общий язык со всеми.
— Своих студентов-вокалистов из Музыкальной академии вы тоже пригласили?
— Троих. Один, правда, из оперного класса в дирижерский уже перешел.
— «Ранняя ржавчина» прокатилась по стране, но сейчас возвращается в Ригу…
— Был дополнительный спектакль 30 апреля в «Жемчужине Улброки» (культурный центр Ulbrokas Pērle неподалеку от Риги, — М.Н.), на этой новой сцене, 20 мая сыграем во Дворце культуры ВЭФ. И потом перерыв до осени. Слава Богу, интерес к «Ранней ржавчине» никуда не девается, билеты расходятся очень хорошо.
— Потому что эмоции?
— Да. Потому что у нас в конечном итоге спектакль про любовь. Про поиск настоящей любви. А то, что человек часто ошибается в своей жизни, это же нормально. Именно это и делает эту историю — я надеюсь — трогательной.
— Еще про одно возвращение хотелось спросить. В репертуаре Национального театра вновь появилась «Антигона» Элмара Сенькова. Наверное, все в этом спектакле вызывает сейчас особые эмоции. И сюжет, и ваш костюм цвета хаки.
— Так и есть. Когда возобновили спектакль, мы поняли, что кардинально поменялись акценты. Совсем по-другому играешь спектакль, когда больше года идет война. Совсем по-другому видишь своя роль, роль Хора — который и хочет что-нибудь сделать, но что ему по силам? Разве что сообщать миру об очень страшных вещах, которые происходят. Я часто думаю о том, какие мы счастливчики, что можем еще ходить в театр, думать об искусстве и радоваться жизни. Об этом надо помнить всегда. И о том, каково сейчас людям в Украине.
