— Я попробовала сосчитать ваши режиссерские работы. Получилось, что в Национальном у вас было шестнадцать драматических спектаклей, а в Опере — четыре музыкальных. Теперь оперное название появляется на афише не оперного театра. Почему?
— Знаете, есть пословица — если уж падать, то с десятого этажа, не со второго… Мне всегда интересно было совмещать на сцене разное. Когда-то, когда я только начинала работать как режиссер и была сильно увлечена эстетикой нуара, у меня был спектакль «Цитируя yтерянное время» (Zudušo laiku citējot, 2012 –М.Н.) — он балансировал между кино и театром, половина была отснята заранее, половина игралась вживую, все-все-все пространство было черно-белым, актеры будто бы входили в кадр на глазах у публики и продолжали действовать на экране, потом снова появлялись на подмостках — и в конце концов зрители переставали понимать, где, собственно, граница и есть ли она…
Сейчас я доцент Музыкальной академии. Преподаю актерское мастерство вокалистам. Я поставила для них с десяток крупных дипломных работ: если это одноактная опера, мы делаем ее практически целиком, если опера в нескольких актах — берем отрывки. И мне давно уже кажется, что
если певец обладает актерским мастерством, то впечатление от того, как он поет и вообще существует на сцене, усиливается в разы.
Это становится чем-то гораздо большим, чем просто красивый вокал. Поэтому, работая вместе со своими студентами, я решила, что можно попробовать совместить оперу и драму. Отсюда La KRITUSĪ, «Падшая».
— Одна из исполнительниц главной роли — меццо-сопрано Кития Минате. Она пела в камерной опере Эдгара Макенса «Контакт», которую вы поставили в Театре на улице Гертрудес, но, может, прежде она была вашей студенткой?
— Да, и она мне очень нравилась. А когда Эдгар увидел ее в работе, она и ему очень понравилась, да что там, он пришел в восторг. Поэтому, узнав, что [ведущая молодая актриса Национального театра] Агнесе Будовска в «Падшей» сыграть не сможет, — она ждет ребенка, — мы решили пригласить Китию.
— Виолетту Валери будет играть и Дита Луриня. Представить их в одной и той же роли непросто. Дита — звезда, Кития — дебютантка…
— …и у каждой свои козыри. У одной — актерское мастерство, которое идеально выстроено и отшлифовано годами. У другой — настоящий оперный вокал. Это как-то выравнивает позиции. Для Диты вызов в том, что преодолеть себя и спеть оперную музыку, для Китии — в том, чтобы показать актерское мастерство в драме. Уровень трудностей, я думаю, одинаковый. Но в результате у нас действительно получилось два разных состава и два разных спектакля.
— На плакате «Падшей» Дита Луриня хватается за спасательный круг. Это про любовь?
— Про любовь. И на плакате героиня в плавательной шапочке, без волос — это как бы знак того, что у нас она болеет раком, а не туберкулезом, как в «Даме с камелиями» Дюма-сына и в «Травиате» Верди.
— Да, вы же перенесли действие в наши дни. Вам кажется, Дюма-сын изобрел универсальный сюжет, актуальный в любую эпоху?
— Дюма-сын — нет, Верди — да. «Дама с камелиями» Дюма-сына принадлежит тому времени, когда она была написана. Поэтому нам [c Эвартом Мелналкснисом] пришлось заново сочинять текст. Хотя структура сюжета соблюдена. И герои не все время будут петь, как вы понимаете. Они знают оперу Верди и цитируют ее.
Мы взяли лучшие арии, мы взяли хиты, если можно так выразиться об ариях, и вплели в наш драматургический материал.
Причем арии звучат не в том порядке, как в «Травиате» — мы перемещаем их так, как нам кажется важным и нужным для сюжета. Пение перемежается с драматическими сценами. Петь, сразу после этого говорить, снова петь — это невероятно трудно, скажу я вам. И каждый вокалист скажет то же самое.
— А любая вокалистка-сопрано скажет: почему не я, которая всю жизнь мечтает спеть Травиату? Почему меццо? Почему драматическая актриса?
— О нет, мы не будем соревноваться с оперными певцами.
У нас не было такой задачи. Мы и не ставим такую задачу. Потому что она невыполнима!
Но мы можем дать людям возможность еще раз услышать музыку, которая абсолютно прекрасна и всеми любима. Недаром «Травиату» играют в мире каждый день. Несмотря на то, что ей уже много-много лет.
— К сожалению, многие люди, которые любят классику, не знают, что как раз сейчас, весной, эта музыка звучит в невероятных количествах и практически даром в Музыкальной академии. Ведь многие исполнительские экзамены открыты для публики.
— Да. Я тоже всегда призываю всех ходить на экзамены весной. Даже просто посмотреть на молодых артистов интересно, на будущее наше. Послушать их. Многие уже в Опере поют, очень хорошие голоса. Единственно, мои студенты дипломные работы уже сдали, мы с ними «Паяцев» сделали. В этом году очень много народа выпускается, экзамены пришлось начать раньше.
— Мы с вами постоянно видимся в разных театрах. Удобно ли спросить у вас, что бы рекомендовали посмотреть нашим читателям?
— Во-первых, я думаю,
есть смысл сходить в Русский театр на «Гамлета» — такой «Гамлет», конечно, мог появиться только в наше время. Он специально для него поставлен.
— Это хорошо или плохо?
— Это хорошо. «Гамлета» можно трансформировать и интерпретировать. Еще интересно посмотреть «Ротко» в театре «Дайлес» — особенно нашим зрителям, латвийским, для них такое непривычно. Как в пьесе Анки Хербут «Ротко» речь о том, где подлинное, а где настоящее, так и по отношению к спектаклю возникает тот же вопрос — театр это или все же кино. Такая игра смыслов.
— А свои спектакли назвать не хотите?
— (Смеется.) Ну, если так — приглашаю всех на La KRITUSĪ. И пусть люди не пугаются, там не только оперная музыка, но и другая, которую Эдгар Макенс написал. У нас был черновой прогон в театре, и молодые, которые его посмотрели, сказали — мы вообще-то оперу не любим, но нам понравилось.
— Есть еще спектакль, который рекомендовать не надо — культовый, «Дни портных в Силмачах». Он, как обычно, будет целую неделю идти перед Яновым днем в Национальном театре. Вы выйдете на сцену, сыграете Бебене?
— Да. Я все время выхожу. И в этом году еще выйду. Возможно, в последний раз, потому что в следующем сезоне, скорей всего, появится новая постановка по этой пьесе. Но есть еще спектакль «Небеса», в котором я принимаю участие…
— И «Эзериньш».
— Мы сыграли его уже 170 раз. И до двухсотого точно дотянем.
