В этом году исполняется 80 лет с первой массовой депортации в Латвии. 14 июня 1941 года — один из самых трагических дней в истории страны. Во время ссылки в лагерях, тюрьмах и поселениях умер 6 081 человек. Это был полный боли путь в неизвестность, когда каждый прожитый день становился победой жизни над нестерпимыми голодом и холодом.
Через год, во время уже нацистской оккупации, издание Kurzemes Vārds писало о высланной лиепайчанке Лидии Баронс (родилась в 1910-м). Ее отец Андрей Яунслейнис получил четыре весточки, которые дочь выбросила из окна вагона на cтанции в Елгаве. В записках рассказывалось об ужасных условиях и упоминалось, что охранники эшелона говорили, что тот направляется в Куйбышев.
Тогда Лидия еще не знала, что проделает путь в Сибирь дважды.
В Сибирь выслали и мать Лидии, Катрине Яунслейне (1883 года рождения) — ее освободили 20 ноября 1946. Лидия в тот момент разрешения вернуться в Латвию не получила, но решила оставить Сибирь и отправиться домой вместе с матерью. В Латвии 12 августа в 1950-го ее снова арестовали и отправили в Сибирь еще на шесть лет — до 17 июня 1956-го.
Дорога в Сибирь потребовала примерно месяц. Это было унизительное путешествие. Люди ехали в тесноте, измученные в темных, душных вагонах.
В Сибири их буднями стала тяжелая, плохо оплаченная работа, недостаточное питание, невыносимые антисанитарные бытовые условия, произвол администрации и уголовного контингента, полное бесправие и изоляция.
Вятлаг — филиал ада
Женщины с детьми становились рабами — в основном в колхозах Красноярского кряа. Мужчины же попадали в филиал ада, Вятлаг — немногим было суждено оттуда выбраться.
Поезд с сосланными мужчинами вечером 18 июня прибыл на станцию Бабынино. Почти сорок километров до Юхновского исправительного трудового лагеря пришлось было идти всю ночь. Утром, в 10:50, на входе в лагерь некоторые мужчины свалились от переутомления. 4 июля людей повезли по железной дороге дальше, в Вятлаг, куда они прибыли 13 июля.
С 9 по 13 июля в Вятлаг попали 3 113 человек, в том числе 89 женщин. Из Лиепаи было 177 мужчин и пять женщин. Часть лиепайчан попала в Усольлаг, Норильлаг, Сиблаг и в городскую тюрьму в Новосибирске. В Вятлаге из заключенных туда туда в июле 1941-го умерли более 80%.
Находившийся на севере Кировской области Вятский исправительно-трудовой лагерь изначально был в ведении ГУЛАГа (Главного управления лагерей), но с 26 февраля 1941-го перешел в подчинение Управления лагерей лесной промышленности. Это был один из многих лагерных комплексов, разбросанных по территории Советского Союза. Заключенные на лесозаготовках работали с высокой интенсивностью, но без возможностей удовлетворить хотя бы самые базовые человеческие потребности.
Через месяц мы будем ходить в ваших костюмах
Ситуацию усугублял произвол администрации и криминальный контингент. Главным грабителем в лагере был сам персонал, который заставил новоприбывших отдать все ценные вещи. Взамен выдавалась квитанция.
У заключенных же уголовников при виде прибывших прилично одетых мужчин загорелись глаза. Поначалу они просили продать одежду, но получили отказ.
То, что произошло потом, зафиксировано в воспоминаниях счетовода Кулдигского лесничества Романа Яниса Аузера (1915 г.р.): « “Сегодня вы ходите в костюмах, но через несколько месяцев в них ходить будем мы, а вы будете в ватниках и кирзачах, как мы сейчас”. Так и произошло. Стал мучить голод, и мы свою одежду, которая еще оставалась, старались выменять на хлеб. Как-то утром оказалось, что у нас украли верхнюю одежду и обувь. Понятно, что это сделать могли только уголовники — бандиты, воры, хулиганы, которые жили в двух бараках рядом с нашими. Отправили делегацию, которая обратилась к начальству — ждали днями, неделями, но ответа так и не дождались. Тогда мы еще не знали, что у начальства дружеские отношения с уголовниками».
Воровали при любом удобном случае, и не раз воровство было массовым. Как в случае, который Фрицис Ришис из Гробини описал своей сестре Алвине Каруле, чьи воспоминания вошли в книгу Артура Антония «С плугом и мечом на холмистых подсеках предков» (Ar arklu un zobenu sentēvu kalnainajos līdumos)
«Перед тем, как зайти в баню, надо было раздеться догола. После мытья — выходить через другие двери. Свои ботинки и одежду не нашли, пришлось одеваться в оставленные там лохмотья. Забрали привезенное из дома, ничем не побрезговали. Так все они остались босыми», — рассказывала сестра высланного.
Шотландия — Лиепая — Вятлаг
После многих недель тяжелой физической работы на лесозаготовках и крайне скудного питания мужчины походили на тени самих себя — в лагере таких называли доходягами. Исключением не был и лиепайчанин Годфрид Курце (1893 г.р.), чья биография описана в книге «Мартиролог граждан Латвии в Вятлаге 1938-1956» историков Генриха Стродса и Владимира Веремьева.
До Первой мировой войны Курце работал в морском агентстве в Шотландии. Вернувшись в Лиепаю, держал здесь магазин Ford-Vairogs с годовым оборотом в 376 тысяч латов и слесарную мастерскую, а с приходом Советов стал старшим диспетчером в Лиепайском отделении агентства «Инфлот» Народного комиссариата морского флота.
В Вятлаг Годфрид Курце попал 9 июля 1941 как «социально опасный элемент». Через три недели его отправили на «легкие физические работы», а уже 8 сентября признали инвалидом 1-й группы с ревматизмом и изменениями мускулов и сухожилий. Лиепайчанин умер 2 мая 1942 года от пеллагры и порока сердца.
Вода с лебедой на ужин
Очень многие заключенные умерли мучительной голодной смертью. Сосланный Роман Янис Аузерс из Кулдиги в разговоре с изданием Liesma вспоминал, насколько скудным было питание: «На ужин давали суп, если это вообще можно назвать супом: это была горячая вода, в которой плавало немного крупы с лебедой и крапивой. Большинство мужчин поначалу даже не пытались пробовать эту дрянь — доедали то, что еще осталось из взятого с собой. Скоро запасы закончились, и мы были вынуждены есть всё».
При этом, чтобы получить даже такую еду, надо было тяжело работать.
Вот как описывает один день выживший в Вятлаге бухгалтер из Екабпилсского округа Артур Страдиньш в своем дневнике: «9 августа, суббота [1941-го]. День адских мук. Из болота вытаскиваем бревна. Часть бревен там же складываем в штабеля, Этой работой занимается несколько бригад. Вся работа в воде. Кто-то запланировал запрудить низинку, чтобы потом заготовленные бревна можно было сплавлять по воде. Но деревья не поплыли в нужном направлении, они напитались водой и начали тонуть. Нас, заключенных, заставляют вытаскивать эти бревна из воды. Выполнить норму не смогли. Заработали первый котел — на день 400 грамм хлеба, на завтрак 500 грамм супа и вода, вечером снова 500 грамм супа и еще 200 грамм жидкой каши.
Если бы удалось заработать второй котел, то было бы хлеба 600 грамм в день, тот же суп, что на первом котле и дополнительно на завтрак 200 грамм каши, а в обед — 100 граммов хлеба, и 200 грамм каши вечером.
Третий котел был такой: хлеба на день 900 грамм; суп на завтрак лучше и его 700 грамм, каша 200 грамм; в обед хлеб 100 грамм; на ужин суп 700 грамм, каша 300 грамм и еще пирожок (с картошкой, или рыбой) и еще кусочек рыбы 50 грамм. Третий котел — достаточное питание, но заработать его нет сил. Люди ослабевают».
Зимой в гробах ужен не хоронили
Голод, болезни и холод делали свое: зимой 1941-1942 гг в Вятлаге умерли 111 из сосланных лиепайских мужчин. Зимы не дождался, умерев в лагере уже 3 сентября, Аугуст Вайдзиба — сотрудник латвийского МИДа, член делегации, ездившей в Москву для переговоров о Рижском мирном договоре, городской голова Дурбе, Тукумса, Кулдиги, член нескольких обществ, владелец аптеки, кавалер Ордена Трёх звёзд. Мужчины были встревожены: они еще не привыкли к жатве смерти. Плотник сделал гроб и крест, все проводили до ворот, а дальше не пустила охрана.
Спустя же несколько месяцев картина была совсем иная: за ночь умирали человек двадцать, и гробы для них уже не делали.
Переживший ужасы Вятлага Роман Янис Аузерс из Кулдиги в 1995 году рассказывал изданию Brīvā Latvija: «С утра подъехала телега, и туда загрузили голые трупы. Возле следующего барака было то же самое. Когда повозка наполнилась, ее обвязали веревками и вывезли за ворота — там рядом с лагерем была вырыта яма. И так каждое утро собирали умерших и сваливали в яму. Из тысяч человек нас в живых осталось несколько сотен. Было жутко слышать стенания несчастных: “Господи, не оставляй меня, дай вернуться на родину!”, “Где моя жена, мои детки?”, “Я не хочу умирать, я хочу еще жить”… »
Самых твердых убили раньше
Самых принципиальных мужчин убивали раньше. Их зверски пытали, избивали, унижали. Так погиб голова Аситской волости, земессарг, владелец дома Vistiņi Эрнест Ранга (1896 г.р.). Во время допросов он отказывался подписывать ложные обвинения и свою вину не признавал. В книге А. Антонийса близкие Ранги вспоминают его слова: «Будь что будет, но отец моих детей не будет осужден!»
Рангу жестоко пытали и забили до смерти. Он умер в страшных мучениях. Бывший полицейский из Гробини Фрицис Ришис закрыл его глаза. В документах же о допросе написали, что тот умер 7 октября 1941 года от туберкулеза.
Особо «вредных и опасных», в том числе женщин, расстреляли в Кировской городской тюрьме №1. Несчастных тайно вывезли из лагеря, оставшиеся могли только гадать, куда увезли друзей и знакомых.
Среди вывезенных оказался айзсарг, председатель Гробиньского добровольного пожарного общества Альфред Рекис (1898 г.р.), попавший в Вятлаг 9 июля из Юхновского исправительно-трудового лагеря. 20 октября 1941 года судебная коллегия по уголовным делам Кировского окружного суда по статье 58.4 Уголовного кодекса Российской Советской федеративной социалистической республики (РСФСР) приговорила его к высшей мере наказания — расстрелу. Его 10 ноября 1941-го перевели в Кировскую городскую тюрьму №1, а 20 января 1942 года в 8:20 приговор привели к исполнению.
Выжили семь лиепайчан
Жатва смерти продолжалась. С 1943 по 1945-й в лагере умерли еще 34 лиепайчанина, о судьбе еще 17 человек никаких сведений нет. Семеро лиепайчан выжили в лагере, но были настолько истощены, что несколько из них умерли, уже выйдя из него.
Учитель и айзсарг из Лиепаи Аугуст Сакварс (1887 г.р.) выжил в Вятлаге: его «освободили», назначив поселение в деревне Светлолобово Новосёловского района Красноярского края. Доведенный голодом до дистрофии, он каким-то образом доехал до деревни. Но даже ничтожное количество еды, поставленной на стол колхозников, оказалось для него чрезмерным. Лишний глоток отвара из крапивы стал фатальным: Сакварс умер — об этом свидетельствует сосланная лиепайчанка Астрида Кох, чьи воспоминания в 1989 году опубликовало издание «Литература и искусство».
Жизнь Сакварса и и других курземцев, которые до этого никак не были связаны друг с другом, 80 лет назад оказались переплетены в одной болевой точке — депортации.
- В мае-июне 1941 года волна депортаций, осуществлявшихся в административном порядке, без суда и следствия, прошла по всем «новым» советским территориям — Молдавии, Западным Украине и Белоруссии, Литве, Латвии и Эстонии. В общей сложности было репрессировано не менее 250 тысяч человек, в числе которых были не только люди, объявленные НКВД «антисоветским» (например, политические и общественные деятели независимых стран Балтии) или «асоциальным элементом» (бывшие уголовники и проститутки), но и члены их семей, в том числе дети. Из Латвии в ходе «спецоперации», проведенной 14 июня, в отдаленные районы СССР и лагеря было вывезено свыше 15 тысяч человек. В пути, местах заключения и расселения погибли около трети репрессированных.
По данным российского правозащитного общества «Мемориал», члены семей направлялись на поселение сроком 20 лет в Казахскую ССР, Коми АССР, Алтайский и Красноярский края, Кировскую, Омскую и Новосибирскую области в качестве ссыльнопоселенцев, тогда как главы семей — в лагеря военнопленных НКВД СССР. Объявленные уголовниками сразу поступали в лесные «трудовые» лагеря системы ГУЛАГ. Общим для всех категорий высылаемых являлось то, что к моменту депортации никто из них не был даже формально осужден.
По данным «Мемориала», исследователи которого работали в первую очередь с российскими архивами, из Латвии было отправлено в общей сложности 19 эшелонов, причем первый из них — еще 13 июня со станции Даугавпилс, а последний — 21 июня. Общее число высланных в этих составах, указывает «Мемориал», составляет 16 924 человека, что превышает официальные латвийские данные — 15 424). Однако, поскольку эшелоны переформировывались в пути, часть депортируемых могла оказаться приписанной к нескольким составам.
