Новая Латвия в 1918 году родилась как национальное государство, которое впервые в истории обеспечило соблюдение интересов латышей как титульной нации, но одновременно — как современная политическая нация, включающая и другие живущие в Латвии народы. Отношение этнических меньшинств к Латвийской Республике, особенно в первые годы ее существования, было неоднозначным. Почти закономерно, что представители других народов — 12% — русские, 5% — евреи, 4% — остзейцы (балтийские немцы), 3% — поляки и другие — сперва должны были привыкнуть к своему новому статусу этнического меньшинства, тогда как ведущая позиция досталась латышскому большинству.
Наиболее выжидательную позицию заняли две «сброшенные с трона» группы общественной элиты — остзейцы, в чьих руках все еще концентрировался значительный хозяйственный капитал, а также русские — бывшая титульная нация царской империи. В нее входили и ранее приехавшие в Латвию рабочие, и крестьяне, и чиновники, и бежавшие в начале 20-х годов из Советской России политические эмигранты (так называемые белые).
Полноправные граждане Латвии — почти все
Согласно Закону о гражданстве 1919 года, статус гражданина (а вместе с тем и избирательные права) гарантировался почти всем бывшим подданным России, до Первой мировой войны жившим на территории Латвии «без различия по народности и вере». Правда, позже появились небольшие ограничения в получении гражданства, но в целом в 1925 году 96,47% жителей были полноправными гражданами Латвии.
Меньшинственные партии немцев, евреев, русских и поляков, получавшие в общей сложности 15-18 мандатов, были представлены и в Учредительном собрании, и во всех четырех созывах Сейма. Нацпартии между собой конкурировали, увеличивая раздробленность парламента. Например, в 1-м Сейме было целых 4 еврейских партии, а представительство русских было разделено на партию православных и староверов. Лучше организованы были немецкие политические силы — они на выборах стартовали единым списком кандидатов немцев-остзейцев, и каждый раз получали 4-6 мандатов.
Толерантная страна
Драматические события Войны за независимость еще до 1920 года вселяли в консервативные меньшинственные круги утопические идеи о восстановлении «старого порядка», однако одновременно многие солдаты из нацменьшинств во время войны принесли жизнь и здоровье в жертву ради свободы нового государства.
Латвийская Республика в 20-х годах укрепилась внутриполитически, а также добилась успехов на международной арене — и лояльность нацменьшинств тоже выросла.
Ощущение безопасности у нацменьшинств по меньшей мере до переворота Карлиса Улманиса в 1934 году укрепляла также образцово толерантная меньшинственная политика, мало где в Европе существовавшая. Ярче всего это проявлялось в образовательной системе — школы нацменьшинств пользовались автономией и получали госфинансирование.
В результате основное образование в Латвии можно было получить на 10 языках: помимо латышского — немецкий, русский, польский, белорусский, литовский, эстонский, французский, иврит и идиш. Однако проект более обширной «культурной автономии», поданный меньшинственными политиками в Сейм, все же не получил поддержки парламента и правительства, поскольку латышские партии (и левые, и правые) видели в нем угрозу для гармоничного развития государства. Это, однако, в 20-30-е годы не помешало расцвету ряда меньшинственных обществ, культурных организаций и печатных изданий, которые были хорошо заметны в публичной среде.
Аграрная реформа и латышский язык
Время от времени волна недовольства политикой «латышского государства» поднималась совсем высоко — перехлестывала слой латвийской прессы и парламентских трибун и добиралась до уровня международного ажиотажа. Главным предметом была аграрная реформа. Последовательно отчуждать крупные участки помещичьей земли, чтобы раздать их безземельникам, значило в 20-е годы болезненно «обкорнать» основу существования состоятельных остзейцев (в Латгалии — поляков), кроме того, страдала вера в государственные декларации о принципах равноправия и неприкосновенности частной собственности. После неудачных попыток остановить реформу в Сейме остзейские политики Пауль Шиман, Вильгельм фон Фиркс и другие подали жалобу в Лигу наций, но и на международной арене не смогли добиться отмены решения латвийского государства.
Частично недовольство «инородцев» было связано и с растущей ролью латышского языка. Например, в 1921 году, регламентируя использование государственного языка, Учредительное собрание указало, что чиновникам госведомств, которые недостаточно хорошо владеют латышским, надо сдавать экзамен. Некоторым госслужащим из меньшинств это не только создало практические сложности с сохранением рабочего места — они, помимо прочего, обиделись. Одновременно в самом парламенте — Учредительном собрании, а позже в Сейме — с трибун теоретически можно было выступать с речами на немецком и русском языке. В начале 20-х годов по-латышски говорили 74% местных немцев, 43% евреев, 29% поляков и только 14% русских (в основном обособленно живущие в Латгале староверы). В межвоенное время знание латышского языка существенно выросло во всех меньшинственных группах.
Крестьянский сын, стрелок, карикатурист
Карикатурист Индрикис Зебериньш (1882-1969) любителям искусства известен как талантливый живописец, изображающий пейзажи и бытовые картины. Однако он много внимания уделял карикатуре, шаржам и виньеткам. Зебериньш родился в местечке Снепеле Кулдигского уезда в семье крестьянина. После кулдигской школы в 1906 году отправился в Ригу, чтобы учиться в студии Яниса Розенталса, но профессиональное образование продолжил в престижной рисовальной школе Императорского общества поощрения художеств в Петербурге. Ее директором (и одним из преподавателей) в тот момент был Николай Рерих.
Зебериньш служил в 3-м Курземском полку латышских стрелков, в 1918 году стал иллюстратором журнала Strēlnieks. Когда война кончилась, он поступил в Латвийскую академию художеств, и в 1925 году закончил мастер-класс фигурной живописи под руководством другого классика — Яниса Роберта Тиллберга. В межвоенное время публика узнала Зебериньша как грамотного иллюстратора (например, изданий Анны Бригадере и латышских сказок) и как графика, который публиковал юмористические издания в прессе, чаще всего — в сатирическом журнале Svari.
После Второй мировой войны художник остался в Латвии, а в 1951-м его арестовал МГБ. Семидесятилетнего Зебериньша обвинили в том, что он вел антисоветскую агитацию в среде других художников и учеников Рижской художественной школы, очернял Советскую армию, фотографировал очереди у магазинов, хранил дома для распространения антисоветскую литературу (в том числе изданные до 1932 года номера журнала Svari). Зебериньша из заключения выпустили только в 1955 году — и вновь приняли в Союз художников Латвийской ССР. Зебериньш скончался в 1969 году в Риге.
