Возможно ли перевоспитать насильников? Четыре истории

Обратите внимание: материал опубликован 3 года назад

Коррекция поведения насильников в Латвии является добровольной — кроме случаев, предписанных судом. Специалисты считают, что курсы должны быть обязательными. Соответствующая идея застряла из-за спора о том, кто должен за них платить — насильник или государство. А пока Re:Baltica выясняет, насколько эти программы эффективны.

КОНТЕКСТ

С 2015 года в Латвии прошли обучение 76 специалистов, которые могут проводить курсы коррекции для насильников в самоуправлениях. Соцработников и психологов готовит Учебный центр MKB. Самоуправления, у которых своих специалистов нет, могут пригласить их из соседних краев — Министерство благосостояния финансирует. Бесплатные курсы — и групповые занятия, и индивидуальные консультации — добровольные (еще возможна компенсация на транспорт до 7 евро). Чаще всего туда приходят клиенты социальных служб, но можно подать заявку и самостоятельно. В течение года после завершения программы клиент может еще трижды посетить психолога, если чувствует необходимость.

Нормунд (42 года) познакомился с Лаймой в Интернете. После распада предыдущего брака сообщения в виртуальном почтовом ящике оживляли одинокие вечера. «Было классно», вспоминает период ухаживания Нормунд. Довольно скоро он приехал в гости к Лайме в Айзпуте. Так же быстро решили жить вместе. Она переехала в Кулдигу. Через год родился сын.

Со временем совместная жизнь перестала походить на приятную переписку. Начались ссоры, чаще всего из-за денег. Они становились все чаще и громче, пока однажды Нормунд не дал Лайме пощечину. Она вызвала полицию и перебралась обратно к матери, но через пару месяцев вернулась.

«Мы пытались начать сначала. Какое-то время было хорошо, — рассказывает Нормунд. — А потом снова началось, все старое вернулось». 

Вторую оплеуху Нормунд отвесил гражданской жене год спустя, когда она отказалась дать деньги на пиво. Полиция, сиротский суд, социальная служба… «Я понял, что должен измениться, когда увидел слезы в глазах моего сына», — вспоминает Нормунд. Семилетний мальчик видел, как отец ударил мать.

Нормунд решил пойти на предложенные кулдигской социальной службой курсы коррекции поведения. 

Re: Baltica изучила истории четырех человек, которые посещали эти занятия, чтобы понять, меняют ли они поведение и если да, то как.

Число насильников, посетивших социальную реабилитацию 

Источник: Министерство благосостояния

Управление гневом

Раз в неделю Нормунд посещал «Терапию гнева» — курс из 16 групповых занятий. Его социальный работник Кристина Ивановска говорит: люди обычно опасаются, если надо обращаться за услугой в качестве лица, совершившего насилие, и больше не хотят подавать заявление. Поэтому в заявлении говорится, что человек подает заявку на занятия по управлению гневом.

Нормунд вместе с социальным работником Кристиной Ивановской в комнате для занятий.
Нормунд вместе с социальным работником Кристиной Ивановской в комнате для занятий.

Если не хочется раскрываться перед посторонними, можно подать заявку на 10 индивидуальных консультаций. Однако специалисты считают групповые занятия более эффективными. «Они видят, что не одни такие», — заключает психолог екабпилсской социальной службы Сандра Боброва. «На первом занятии все белые и пушистые. Не хотят признавать свои недостатки. Только на следующих они постепенно раскрываются и начинают рассказывать, что сделали». 

Каждое занятие посвящено отдельной теме. Вначале участникам объясняют, что такое насилие. «Клиенты не всегда понимают: то, что я сейчас на тебя накричу и скажу, что ты дура и никому не нужна, — это насилие», — замечает Ивановска. Боброва добавляет: «Это касается и физического насилия. Если жену толкнули, она ударилась головой и неделю пролежала в больнице, обидчик не считает это избиением. Он же не бил — сама виновата, что на ногах не может устоять».

Группа играет в ролевые игры, вживается в образ пострадавшего. Тренируется разговаривать в семье. Учится вовремя распознавать приближение приступа гнева.

Нормунд считает это главным полученным на занятиях приобретением. Научившись сдерживать себя, он претворяет полученные на курсах советы в жизнь. «Выйти из комнаты, пойти прогуляться и проветрить голову», — перечисляет он. Знает, что с похмелья становится раздражительным — так и было оба раза, когда он ударил мать своего ребенка. 

«Нормунд — один из тех успешных случаев, когда мужчина осознает наличие проблемы, принимает помощь и готов сотрудничать», — говорит сотрудница социальной службы Ивановска. Но остается проблема — его неспособность отказаться от алкоголя. «Если бы эта проблема была решена, не было бы и насилия. Все эпизоды насилия [в его случае] связаны с воздействием алкоголя, когда он не способен контролировать свои импульсы».

Нормунд, который трудится на стройке и из-за далеко расположенных объектов по будням не бывает дома, говорит, что может выпить с коллегами после работы. «Пару бутылок пива в служебной гостинице. Там все равно нечего делать», — рассказывает он. Пара бутылок и дома, по выходным, и это становится причиной ссор с гражданской женой. «Бывшей супруге тоже нравился алкоголь. А Лайма вообще не употребляет. Может, потому ей и не нравится», — размышляет мужчина, крутя в руках кепку. В описании Лаймы его пьянство выглядит куда серьезнее: «Он падает, валится с ног, пугает ребенка».

Трудно признать вину

Хотя Нормунд осознает ошибочность своих действий и необходимость их изменить, он считает, что не только он ответственен за произошедшее, и хотел бы, чтобы гражданская жена ходила на занятия вместе с ним. Звучит классическое: «Одно полено не горит». Частое оправдание в насильственных отношениях.

Янис (47), посещавший аналогичные курсы в Валке, похоже, тоже понимает, что поднимать руку на жену — неправильно, но говорит, что она сама его провоцировала. Раздражает бездеятельность жены дома. «Я работаю охранником по ночам, приезжаю домой, и мне еще нужно делать дела по дому», — рассказывает Янис. Поэтому мог рассердиться и настучать жене. Четверых сыновей, родившихся за 24 года совместной жизни, не трогал: «Они — мое сокровище».

На самом деле оказалось, что он мог настучать жене так, что та сбегала к соседям. У старшего сына однажды был сломан нос. Остальных не бил, но у социальной службы есть подозрения относительно эмоционального насилия.

Психологи Эвия Бурковска и Санита Якушева, ведущие коррекционные программы в Службе пробации, отмечают, что клиенты часто оправдывают свою агрессию тем, что дома у них что-то не так. «Стереотипное разделение: мужчина — добытчик, а женщина — не важно, работает она или нет, — должна нести ответственность за порядок в доме. Если этого не происходит, начинаются нездоровые интерпретации: она обо мне не заботится, ей все равно. Затем эти распаляющие мысли приводят к желанию наказать, перевоспитать», — описывает Якушева ход мыслей насильника. 

Поначалу жена Яниса после конфликтов не обращалась ни в полицию, ни в социальную службу. О происходящем там узнали от соседей. Только тогда служба связалась с женщиной и после долгих уговоров она согласилась пойти к психологу. Вскоре после этого решила развестись. Суд вынес решение о временной защите: Янису запретили приближаться к ее новому дому. 

Пойти на курсы коррекции поведения Яниса уговорила социальная служба. «Согласился ради себя и ребенка. Жена меня больше не интересует», — говорит Янис. Они уже год как развелись (она разговаривать с Re:Baltica отказалась).

На вопрос, чему он научился на занятиях, Янис отвечает: «Управлять эмоциями. Когда у нас возникают споры, сдерживаться. Сделать глубокий вдох. Что-то в этом духе». Теперь он стал спокойнее: «Когда техника не идет, могу выругаться матом, но уже не кричу. Нарколог тоже выписал успокоительные, чтобы нервы не сдавали». 

Однако до конца Янис свою вину не признает.

«Пока человек не признает своей вины, он и не сожалеет»,

— отмечает руководитель Валкской социальной службы Наталья Дубровская. Специалистам остается только надеяться, что человека «зацепит» что-нибудь из услышанного на занятиях.

Но бывает и так, что люди возвращаются в программу. «С 2015 года у нас побывало 80 человек. Примерно 4-5 приходят повторно », — говорит Кристине Ивановска, кулдигский социальный работник. 

Почему насильникам трудно признать содеянное? Как объясняют психологи Бурковска и Якушева, насильниками не становятся в один день, поэтому и изменения в модели поведения требуют длительного времени. В поведении наслаивается пережитое в детстве и в дальнейшей жизни. «Это единственный способ, как он может функционировать», — говорит Бурковская. Якушева добавляет: «Он научился так реагировать, интерпретировать ситуации таким образом, что это распаляет мысли, а затем мы видим эти проявления в поведении». Но нередко бравура скрывает стыд — в том числе за то, что он сделал, поэтому вину трудно признать.

Сами жертвы насилия?

На занятиях в Валке Янис был единственным мужчиной. Остальные — женщины. Чаще всего матери, не справляющиеся с воспитанием детей. Например, Сармите. Она выросла не с родителями, а с дядей. У нее сейчас шестеро детей. Бывало, она их забрасывала, кричала на них. Когда была беременна младшим, курила. Благодаря социальной службе Сармите прошла программу уже дважды. Главное приобретение — больше спокойствия и осознанности. «Чтобы не получить по рогам, лучше развернуться и уйти. Я бы больше не позволила с собой так обращаться», — утверждает Сармите. Дралась с бывшим мужем: «Я даже дала ему утюгом по голове, чтобы самой не оторваться и защитить детей. Чуть не убила человека».

80% участников программ коррекции поведения сами становились жертвами насилия, делится личными наблюдениями психолог Екабпилсской социальной службы Сандра Боброва. «Мы должны работать с ними и как с насильниками, и как с жертвами», — заключает психолог. Ивановска дополняет: «Есть, например, женщины, которым оказывали помощь, как пострадавшим. Проходит год, два, и она возвращается уже сама в качестве лица, совершившего насилие». 

На первом занятии клиенты должны заполнить анкету, чтобы выяснить, подвергались ли они насилию в прошлом. Ответов, что не подвергались, мало.

«Эти люди родом из советских времен, где получить линейкой по ушам, по пальцам в школе, а потом еще и дома ремнем было нормой», — делает вывод Ивановска. 

Вайра (48) тоже из среды, где хватало насилия. Чрезмерное потребление алкоголя на пару с мужем, распавшийся 30-летний брак, лишение прав опеки над младшим ребенком. Последнее стало для Вайры стимулом изменить свою жизнь. 

Опеку над братом взяла на себя старшая дочь, которая живет в Екабпилсе. Вайра переехала туда, прошла Миннесотскую программу лечения от зависимости и курсы социальной службы, психолога, нашла работу. «Я прошла через все, что могла», — говорит Вайра. Прошлым летом вернула своего мальчика. «Я выиграла эту войну. Было тяжело (…)  И ты понимаешь, что ты — не такая ничтожная и черная внутри». 

Не добровольно, а обязательно

Поскольку эти программы — добровольные, самые серьезные случаи до них не доходят, подчеркивает Боброва. На это указывает и руководитель учебного центра MKB Сандра Фреймане. Центр, которым она руководит, обучает социальных работников проведению упомянутых программ. Сейчас в стране 76 обученных в центре специалистов, скоро будет еще 10. Фреймане считает, что необходимо ввести норму о том, что все, к кому применено решение суда о временной защите, обязаны участвовать в программе. Возможно, даже обе стороны. «В противном случае есть просто решение о запрете приближаться, и все. За это время же

ничего не происходит, человек не учится менять свое поведение. Все идет по кругу»,

— говорит Фреймане.

Идея не нова. Министерство благосостояния и Министерство юстиции подготовили поправки к закону, которые позволяют суду в принудительном порядке отправить человека на курс социальной реабилитации для исправления агрессивного поведения. «Это предложение пылится на полке с 2017 года, но для государства оно не было достаточно значения», — поясняет директор Департамента гражданского права Министерства юстиции Дагния Пальчевска. По подсчетам Министерства благосостояния, для этого в год дополнительно потребуется 387 378 евро на предоставление услуги 816 клиентам. 

В конце сентября идею обсуждали в Юридической комиссии Сейма, дискуссия забуксовала на вопросе, кто за это будет платить. Минюст считает, что заботой государства является уменьшение причин насилия, поэтому государство должно и финансировать. Отдельные депутаты полагают, что это должен делать сам насильник. Прозвучало также мнение, что здесь следует действовать так же, как с неплательщиками алиментов: если программу не посещаешь и за нее не платишь, лишать водительских прав. Старший эксперт Департамента социальных услуг Министерства благосостояния Инета Пикше призвала не утверждать предложение, пока не ясно, откуда возьмутся деньги.

Комиссия идею поддержала — почти все присутствующие депутаты проголосовали «за». Против был только Айвар Гейданс (KPV LV), которому не понравилось, что в предложении не был указан источник финансирования.

Вопрос в Сейме обсуждался не впервые.

В декабре прошлого года на заседании комиссии по социальным и трудовым делам руководитель MKB Сандра Фреймане рассказывала депутатам о такой необходимости. Депутат Анда Чакша (избрана по списку Союза «зеленых» и крестьян, ныне — независимая, солидаризирующаяся с «Новым Единством») в тот раз предложила создать рабочую группу для поиска возможностей и подготовки необходимых законодательных поправок. Тогда к Чакше присоединился только один единомышленник, депутат Нормунд Жунна (НКП). Чакша не отрицает, что в тот раз ничего особенного добиться не удалось. 

Есть и другие возможности

Возможность изменить свое поведение есть и у клиентов Государственной службы пробации, которая работает с осужденными — соответствующая ее программа доступна либо по решению самой службы, либо по приговору суда в качестве наказания. Правда, программу можно применить не во всех случаях, а только когда в соответствующей статье Уголовного закона, помимо основного наказания, допускается еще и дополнительное.

Свою собственную программу также реализует и рижская социальная служба — здесь создана группа «Заботливые отцы». Программу переняли из Канады и будут реализовывать в рамках пилотного проекта до осени 2021 года. «Фокус именно на отцах, потому что они часто меньше вовлечены в семейную жизнь», — объясняет руководитель проекта Инга Озола.

В эту группу попадают те, кто находится в поле зрения социальной службы или сиротского суда, но адресаты в основном отказываются от предоставленной возможности, потому что не видят в себе проблемы. «Многие бросают после нескольких занятий. Многие готовы ходить только в том случае, если после занятий им дадут свидетельство о прохождении курса, которое можно будет представить на суде за право на общение. Мы такие справки не выдаем», — говорит Озола.

Отвечая на вопрос о введении обязательных курсов, ведущий научный сотрудник Службы пробации Анвар Завацкис соглашается, что надо способствовать применению таких наказаний, которые предусматривают коррекцию поведения. В то же время, отмечает он, в каждом конкретном случае необходимо проводить оценку риска и потребности, т.е., клиенту из группы высокого риска будет необходима более интенсивная программа поддержки, чем клиенту из группы низкого риска. 

У Службы пробации нет данных о том, много ли таких, кто после посещения программы не совершает снова то же самое нарушение. «Это невозможно выделить отдельно. Невозможно сказать, помогла человеку именно программа или же принудительные работы, или переживания о наказании как таковом», — говорит Инесе Муцениеце, руководитель отдела в Службе пробации.

Изучен только общий рецидив у тех, кто находился под пробационным надзором. В результате сделан вывод, что наказанные за насилие или угрозу его применения с большей вероятностью совершат новые насильственные преступления, хотя важны также предыдущие судимости и возраст. Пожилые люди реже совершают повторные преступления. У тех, кто был в тюрьме, рецидивы встречаются более чем в два раза чаще, чем у любой другой группы, гласит исследование.

Там же рекомендовано усилить применение наказаний, «которые предусматривают мероприятия по коррекции и поддержке, особенно для тех преступников, которые уже были наказаны ранее и которых наказание не удержало от совершения нового преступления». 

И сотрудница кулдигской социальной службы Кристине Ивановска, и психолог екабпилсской социальной службы Сандра Боброва рассказывают о положительных примерах, когда программа помогла.

«Бывало, что в семью возвращали ребенка. Порой получается так, что семья больше даже не должна находиться в поле зрения социальной службы», — приводит пример Ивановска. Таких случаев немного, но именно это и есть цель работы: «Может быть, эти 30% — это те, кого удается мотивировать и спасти, не дать им упасть на самое дно».

Нормунд тоже хотел бы сохранить семью. «Мне уже 42 года, куда еще бежать», — вздыхает он. В глазах слезы. Но Лайма настроена уйти. «Я прощала несколько раз, но ничего не меняется», — говорит она. Подала заявление на получение муниципальной квартиры. В ожидании ее живет у Нормунда. Каждый в своей комнате и друг другом особо не интересуются. Хотя бы ссор за это время не было.

 

Автор Илзе Вебере (Re:Baltica)
Редактор Санита Йемберга (Re:Baltica)
Иллюстрации Вита Радзиня
Графическая и техническая поддержка Мадара Эйхе
На русский язык перевела редакция Rus.Lsm.lv

Материал создан в сотрудничестве Re: Baltica и латвийских общественных СМИ (LTV, Латвийское Радио и LSM.lv) в рамках совместной серии «Заколдованный круг. Домашнее насилие». Этой теме в 2020 году посвящен благотворительный рождественский марафон dodpieci.lv.

Заметили ошибку? Сообщите нам о ней!

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Сообщить об ошибке.

По теме

Еще видео

Еще

Самое важное