Утверждения знакомых, будто сам он знает 15 языков, Бабаев называет преувеличениями:
«Нет, по-моему, невозможно знать до конца 15 языков! Я могу говорить примерно на 11-12 языках — живых. И древние — поскольку я лингвист, я вынужден был долгое время изучать древние — такие, как латынь, древнегреческий. Все они, естественно — не поговоришь ни с кем, но я могу на них читать, писать.
Что касается поддержания их в активном состоянии — честно говоря, у меня есть ощущение, что язык никуда не девается. Он уходит в пассив — это правда. И иногда требуется время, чтобы его из пассива вытащить обратно. Но, как правило, это недолго: попадаешь в языковую среду — условно говоря, в арабскую — и вот
если я туда попаду, я уже через несколько часов начну вспоминать всё, что когда-либо учил, и через пару дней нормально, бегло общаться. Это некий навык, который сидит в голове и начинает всплывать».
Мнение, что один язык постепенно вытесняет в сознании носителя другой — правда, говорит ученый:
«Если поговорить с русскоязычными по рождению людьми, которые долгое время живут за рубежом, то у них в языке очень много иностранных слов, которые им легче употребить, нежели вспоминать русский. Такие явления рано или поздно ведут к потере языка. Но, оказавшись в русскоязычной среде, ты его мгновенно вспомнишь. И язык не забудется никогда, если ты когда-то учил его в возрасте старше 5-7 лет. Если уж ты овладел языком, ты его никогда не забудешь».
Опасения по поводу исчезновения малых языков сегодня совершенно обоснованны, рассказал лингвист. Ситуация катастрофическая, и она усугубляется глобализацией и урбанизацией. Из существующих сейчас 6000-7000 (по разным оценкам) языков к концу нашего столетия останется 1500, а возможно, даже 1000.
«Примерно каждую неделю, говорят, на свете исчезает один язык! Что-то такое происходит действительно, потому что в нашем глобализующемся мире нет места малым языкам. Особенно тем, у которых нет литературной традиции. А их большинство. На некоторых разговаривает несколько сотен людей. Для них нет ни литературы, ни Интернета. Ни возможности в крупных городах выжить. Они стремительно исчезают».
В случае Латвии интересна ситуация с языками, на которых разговаривает 1-2 млн человек. На вопрос Русского вещания LTV7, есть ли некий порог, за которым возникает риск исчезновения, например, латышского языка, Бабаев пояснил, что существует один «очень простой критерий»:
«Если есть литературный язык — то такой язык никогда не исчезнет. Он останется существовать просто потому, что на нем существует литературная традиция.
Поэтому, например,в Африке сейчас создают [письменные] языки для народностей численностью по 300-400 тысяч человек. Если есть уже газета, письменность, какая-то литература — то это говорит о том, что существует шанс для этого языка выжить».
Интернет стал для уязвимых ранее языков очень полезным инструментом:
«Если ты имеешь какое-то количество читателей и понимаешь, что ты можешь писать на своем собственном языке, это гарантирует некую дальнейшую жизнь языку. Но для этого, опять же, должна быть письменность, а на деле ею обладает только 1/6 или 1/7 всех языков мира.
Язык зиало, который мы обнаружили в Африке — на нем говорит примерно 30-40 тысяч человек. Не так уж и мало, казалось бы. На самом деле — конечно, мало. Они живут в сельской местности. Африка стремительно урбанизируется. Следовательно, все они поедут учиться и работать в города, и там у них не будет возможности говорить на родном языке. А никакой письменной традиции у них нет, для этого языка письменность никогда не создавалась. Поэтому шансов, скорее всего, нет, и в одном-двух поколениях этот язык станет уже маргинальным».
Каждый язык — ценен: изучая свой язык, мы изучаем наш мозг, ведь язык — отражение мозговой деятельности, говорит Бабаев. Это не только явление культуры. Даже если язык бесписьменный, его изучение помогает ученым лучше понять человеческий мозг, то, как он функционирует.
«Вы не представляете, какие бывают интересные структуры у языка! Совершенно необычные для нас, но их создал тот же человеческий мозг. Это уже и нейрофизиология, конечно. И вот
изучая это направление, можно гораздо больше интересных выводов сделать о том, как человек мыслит, как строится процесс мышления — следовательно, мы перекидываем отсюда мостик к искусственному интеллекту, к машинному обучению...»
