Дело об учителях-«сепаратистах» Народной Республики в Латгалии. Прецедент охоты без ведьм

Обратите внимание: материал опубликован 7 лет назад

Инициатива министра образования Карлиса Шадурскиса по укреплению лояльности в учебных заведениях вызвала неоднозначную реакцию. Школы, уже пострадавшие в связи с внеклассными политзанятими своих преподавателей (и просто меньшинственные), говорят о покушении на демократию. Министр успокаивает: мера превентивная и, скорее всего, не будет использована. Так стоит ли бояться? Стоит: когда превенция становится самоцелью, недалеко до беды или неприятностей. И чтобы это понять, не надо пугать общество сталинскими репрессиями и грядущим тоталитаризмом. Достаточно заглянуть в историю Латвии — причем в ее демократический, до 1934-го года, период.

Та Латвия как государство на окраине «буржуазного мира» соответствовала средней демократии своего времени со всеми эксцессами в борьбе против врагов — явных (коммунистов и нацистов) и мнимых. А

для эксцессов специальные поправки для укрепления лояльности не нужны. Хватает горячего патриотизма, желания и целеустремленности.

Что бывает, когда все три составляющие присутствуют, видно на примере «белорусского процесса» 1925-го года в Латвии.

Меньшинство без «своего» государства

Кто такие белорусы Латвии в 1925-ом году? Национальное меньшинство, имеющее проблемы с самоидентификацией и вынужденное доказывать свое право на существование и русским, и латышам. Проживающее на всей территории Латвии, но компактно — только на восточной границе, «у дверей СССР». Меньшинство в основном сельское, но с элитой, весьма для Латвии неудобной — состоящей из бывших сторонников несостоявшегося национального государства белорусов. Беларуская Народная Рэспубліка, признанная Латвией, была в марте 1918 года провозглашена на этнографической территории белорусов и успела выдать паспорта своим гражданам. (По данным переписей населения, в Латвии в 1920 году было 7 883 гражданина БНР, или 0,49% от всего населения. Доля белорусского меньшинства составляла 6,6%. В 1925-м в Латвии было только 13 граждан БНР).

Обладателями паспортов БНР стали в том числе и некоторые латвийские евреи. Эти так называемые «биржевые белорусы», по мнению антисемитской латышской националистической прессы, прикрывались «иностранными» паспортами, чтобы избежать мобилизации в латвийскую армию во время ирредентистской Освободительной войны 1918-1920 годов.

В общем — нелояльные люди, вредные спекулянты, не имеющие работы, достойной честного человека.

БНР приняла данность — территории (в бывшей Витебской губернии Российской империи), первоначально облюбованные ею самой, стали частью Латвии — но ожидала референдума в волостях Латгалии с белорусским большинством. Латвия поначалу на референдум соглашалась, однако вскоре стало понятно, что БНР так толком и не научилась контролировать свою территорию.

Латвия любезно предоставила Ригу для проведения советско-польских мирных переговоров, избавивших Латвию от головной боли по поводу Латгалии в связи с разделом остатков территории БНР между «белой» Польшей и «красной» Россией.

Позже из Латвии попросили вон и представителей несостоявшегося государства. Но «белорусская проблема» никуда не делась.

Национальность — «левый»

Латвийское Политическое Управление (с поправкой на антураж того времени — примерный аналог современной Полиции безопасности) так описывало1 «угрозы», исходящие от белорусского меньшинства: «Сепаратистское движение белорусов, как меньшинства, прижившегося (от iedzīvoties) на территории Латвии, началось уже в 1921 году. Главным руководителем и направляющим лицом этого движения в то время был бывший полковник Езовитов, который после присоединения Белоруссии к СССР перебрался жить в Латвию, организовав в Даугавпилсе и населенных белорусами волостях националистическую белорусскую организацию «Бацькаушчына» («Отечество»)».

«Бацькаушчына» действительно была основана в 1921 году в Даугавпилсе — поэтом Яном Харлапом при поддержке Яниса Райниса2. По уставу ее целью было распространение культуры и просвещения среди белорусов.

Заговор с целью подрыва

По мнению же властей, целью организации было восстановление БНР через отторжение территорий у Латвии, Польши и СССР. Минск был «красным» — большевистским, а меньшинство жило у самой границы и действительно симпатизировало левым, от социал-демократов до коммунистов. Так, в 1936 году, Политическое Управление констатировало: «...И сейчас, так же, как и до 15 мая 1934 года, самые левые настроения наблюдаются у белорусов. Тем не менее, у латвийских белорусов нет своего определенного политического лица, но белорусы в общем как мелкие крестьяне, а также безземельные, симпатизируют левым теориям, не находясь при этом под влиянием-руководством руководителей белорусского движения. (...) Что касается тех белорусов, которые пытаются вести свою национальную общественную жизнь, во главе этих кругов стояли и сейчас стоят белорусские учителя. Эти учителя происходят из среды безземельных и малоземельных крестьян и постоянно придерживаются левых настроений»3.

Сам Константин Езовитов не стеснялся поддержки со стороны СССР (а позже и нацистской Германии) и участвовал в деятельности «неправильных» организаций либо поддерживал деятельность последних. Сначала он работал в закрытой в 1924 «Бацькаушчыне», а затем поддерживал коммунистический фасад — закрытую латвийскими властями в 1928 году Партию независимых социалистов.

При таком обилии «красных флагов» надо было действовать, чтобы предотвратить непоправимое. В 1924-ом году

школьный инспектор Озолиньш отправился в приграничные латгальские белорусские школы. Там он нашел крамолу — в нескольких школах на стене висела карта этнографических границ Беларуси, разумеется, включавших в себя и изрядную часть Латгалии.

Озолиньш немедля должил об этом начальству в Министерство образования. Делом заинтересовалось Политическое Управление. Последовали аресты.

«Процесс педагогов-вредителей»

Дело, начавшееся визитом школьного инспектора в марте 1924-ого года с последовавшим на протяжении нескольких месяцев перетряхиванием белорусских школ в поисках улик закончилось трехдневным (с утра до ночи) судом — со 2-го по 4-ое апреля 1925-го года при участии 67 свидетелей обвинения и 42 — защиты.

На скамье подсудимых были 7 обвиняемых: бывший директор Люцинской (Лудзенской) белорусской гимназии Константин Езовитов, вице-директор той же гимназии Владимир Пигулевский (Валадзiмер Пiгулеўскi), бывший директор Двинской (Даугавпилской) белорусской гимназии Ян Красковский (Ян Краскоўскi), учителя той же гимназии Андрей Якубецкий (Андрэй Якубецкi), Паулина Мядзёлка-Гриб, Порфирий Жердзь (Парфiры Жэрдзi) Владимир Корц (Валадзiмер Корцi) и, наконец учитель пения Люцинской (Лудзенской) белорусской гимназии Михаил Иванов.

Все они были обвинены по соответствующим статьям Уголовного Уложения Латвии в разных действиях, целью которых была попытка отторжения территории Латгалии от Латвии.

Обвиняемым инкриминировались два больших блока проступков:

1) вступление в отношения с разными обществами, находящимися за границей, в Праге и других местах, у которых такие же цели (что доказано не было, хотя общение с белорусскими организациями за границей наличествовало, а поддержка зарубежными партнерами отторжения территорий от Польши и СССР судом преступлением против Латвии не считалась);

2) агитация в пользу этих целей, а именно —

распространение среди учеников и других лиц отпечатанных типографским способом карт, на которых часть территории Латвии включена в состав Белоруссии, а также «нелояльных» учебников географии.

Фигурировали и рассказы на уроках о захвате Латвией части Беларуси и о том, что эти земли вскоре будут у Латвии отобраны. Упоминалось и распространение журнала «На чужыне» (журнал в свое время был разрешен министром внутренних дел Латвии и даже прорекламирован в сочувствовавшей тогда латышской прессе, затем конфискован из-за карты, изображенной на обложке, и вновь дозволен — после пояснения о том, что границы бывают не только государственными, но и этнографическими). В журнале содержался призыв к белорусскому населению с оружием в руках подняться на борьбу против стран, разделивших между собой территорию белорусского государства, среди них и против Латвии. (По мнению же Езовитова, речь шла о прошлой войне, а не о современных или будущих планах белорусских националистов — к Латвии, впрочем, вообще не имевших отношения).

Были и другие обвинения, в основном касавшиеся хранения крамольных материалов, переписки с неправильными людьми (некоторые письма, как показало судебное разбирательство, были любезно подготовлены Политическим Управлением, другие же не содержали ничего предосудительного) или обрывков мнений, высказанных в тесном или более широком кругу.

Учитель же Люцинской (Лудзенской) белорусской гимназии Михаил Иванов обвинялся в том, что в 1923/24-ом годах разучивал с учениками белорусский революционный гимн,

в котором содержатся слова: «Мы дружно восстанем с косами, серпами, прогоним с земли палачей»4 и показывал им означенный журнал (на суде выяснилось, правда, что разучивался измененный текст песни).

В центре паутины

Но ядром всего «Белорусского процесса» была организация «Бацькаушчына». Она, по мнению следствия, изначально была создана К.Езовитовым по образу и подобию белорусских организаций того же толка за границей, получала оттуда инструкции и пропагандировала идею восстановления независимости Беларуси. Очевидно, учитывая, что и сам Езовитов был учителем,

подразумевалось, что он вместе с другими участниками процесса координировал действия и оказывал тлетворное влияние на белорусских школьников (как сказали бы сегодня — «вырабатывая у них неправильное отношение».)

При организации существовали учительские курсы, куда принимали без учета этнической принадлежности. Здесь, как и в школах, несмотря на запрет Школьного департамента (он был наложен только в 1924 году), использовался учебник географии Аркадия Смолича (напечатанный в Вильно). В последнем встречались фразы, которые могли поставить под сомнение территориальную принадлежность некоторых частей Латгалии.

Подсудимые утверждали, что книга — лишь вспомогательное пособие, к тому же — вообще единственный доступный учебник географии на белорусском.

Преподавать географию и историю Беларуси, по мнению обвинения, учителя права вообще не имели, хотя структуры латвийского Министерства образования настаивали как раз-таки на обратном. Частую смену курсантов суд объяснял ревностным отношением к вопросу меньшинственного просвещения. Обвинение видело в нем законспирированный отбор «нужных» людей.

Обвинению также очень не понравилась и происходившая, по его мнению, перекройка в иерархии авторитетов среди белорусской молодежи — белорусские скауты клялись в верности Богу, Отечеству и Латвии5.

Латвия оказывалась на третьем месте, хотя, как выяснил суд, под отечеством подразумевалась не БНР и даже не «Бацькаушчына» (т.е. «Отечество»), а Латвия. Это был всего лишь перевод слова Tēvija из стандартной общелатвийской скаутской клятвы на белорусский язык.

К делу прилагались и документы, в частности, разнообразные карты: 1919-го года, этнографическая карта Беларуси, рисованные учениками карты «Возвышенности и низменности Беларуси», которые в той или иной мере включали в себя части Латгалии. Однако то, что казалось обвинению сепаратистской пропагандой, оказалось попыткой осветить этнографию и рассказать о Белорусии, как о крае, а не государстве. Заявление же обвинения о звучавших на учительских курсах утверждениях о захвате Латвией части Белоруссии было судом отвергнуто — из-за плохих знаний белорусского языка свидетелем обвинения.

Но осадочек остался

В итоге Латгальский окружной административный суд оправдал подсудимых. Было ли «оправдано» белорусское меньшинство в целом — большой вопрос.

Снижающуюся из года в год численность латвийских белорусов можно объяснять по-разному — естественными биологическими и социальными процессами (например, диссимиляция и ассимиляция в сторону латышей, поляков и русских), то

число школ — довольно наглядный административный показатель отношения государства к национальному меньшинству.

В изданном в 1939-ом году «Русском ежегоднике на 1940-ой год» замечалось: «Сокращение русских школ произошло, главным образом, за счет школ белорусских, и, например, в истекшем учебном году всего числилось 150 великоросских школ и 1 белорусская школа, а были годы, когда число белорусских школ доходило до 46-50».

1. «Latvijas izlūkdienesti 1919-1940», Rīga, 2001, 239.lpp вернуться
2. «Mazākumtautību vēsture Latvijā», Rīga, 1998, 126.lpp. вернуться
3. «Latvijas izlūkdienesti 1919-1940», Rīga, 2001, 240.lpp. вернуться
4. «Беларускi працэс у Латвii», 1925, Рыга, стр. 66 или здесь вернуться
5. ibid вернуться

 

Заметили ошибку? Сообщите нам о ней!

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Сообщить об ошибке.

По теме

Еще видео

Еще

Самое важное