...1985 год. Айя Кукуле поет про робота, который начал испытывать человеческие эмоции.
Рядом парень танцует брейк в стиле «Робот». Тогда это был настоящий культурный шок, бунт против системы, антисоветчина. Имя «Робота» — Александр Козырев. Именно он и начал движение брейк-данс в Латвии. Сейчас Александру 58 лет, он живет в Германии. Танцы остались в далеком прошлом. Он, однако, согласился ответить на вопросы «Личного дела» письменно: «Все начиналось весной 1985. Я с друзьями увидел несколько видеоклипов. Потом прошла информация по нашему ТВ: "В Америке негры придумали новый танец, что-то среднее между акробатикой и пантомимой"».
Движениям Козырев учился сам, до дыр были засмотрены видеокассеты с клипами. Через год, в 1986-м начал вести первые брейк-данс курсы в Риге. Дали объявление — пришли мальчишек сто. На занятия приходили и знаменитости, в том числе, Лайма Вайкуле со своим коллективом. Одним из лучших учеников Козырева стал Вадим Мейкшанс по прозвищу Крыс.
«Мы видели секундный кадр на видеомагнитофоне, где кто-то двигался, и понимали, что это очень стильно. Не понимали, что этой целый стиль, у него много движений, философии. Мы этого не знали. (...) Не как сейчас — поставить на паузу и через компьютер просмотреть и снять один к одному. Нам хватало секунды. И потом домысливали, додумывали движения. С гордостью показывали. А потом нам говорили — а это движение также делает на другой части света человек и он придумал его чуть-чуть раньше тебя... — вспоминает сегодня Мейкшанс. — Я не думал, что разовьется стиль Кентата — движения под египетские фрески, под определенным углом.
Мы сделали из этого целое движение. В Советском Союзе фестивали начинались с того, что выходили индивидуальные танцоры и состязались по отдельным стилям. На Западе этого не было совершенно».
Уличное движение — это не только танец. Это еще и граффити.
«Я сразу начал пробовать рисовать, потому что увидел, что зачатки этой культуры уходят за рамки танца. Потом я только понял, когда начал ездить по фестивалям, по всему Советскому Союзу рисовать, мне говорили: только ты единственный, кто рисует.
У меня не было никаких амбиций по этому поводу, только вселенское желание рисовать. Только одно желание: дайте больше краски, чтобы у меня было много краски и я разрисую весь мир!»,
— рассказывает Мейкшанс-Крыс.
Но за свою работу в то время не стоило ждать благодарности. Би-боев преследовала милиция: «Меня, например, ловили, били за рисунки. А я говорил: "Ах, так! Я еще больше буду рисовать!"»
Это была первая волна брейк-данса. После развала Советского Союза ненадолго наступило затишье. В начале 90-х движение вспыхнуло с новой силой. Началась вторая волна.
«Как раз с танцами познакомился в 1991 году, когда мы получили независимость. Так интересно совпало. К 95-му году набрали по брейк-дансу такую энергетику, пошли вперед, узнали про Крыса. Получилось так, что Крыс создал свою команду, а мы свою. И вот появился стимул соперничества. (…) Все ждали батла», — рассказывает Вячеслав Хирный, он же — SanSay.
Главной составляющей уличной культуры оставался протест. В конце 80-х это был вызов системе. В 90-х бунтовали против серости и неустроенности:
«Мы дошли до такого уровня, что наша команда была сильнейшая в Балтии. Куда бы мы ни приезжали, занимали только первые места. В Таллине чемпионат прошел, мы выиграли, ребята подходят, автографы берут: почему настоящие танцоры только в Латвии?! А секрет был простой:
у нас все были разными. Кто-то крутился и он отвечал за это. Кто-то был робот, но он был классный робот.
У нас каждый танцор был уникальный!»
Было интересно все. Вместе с друзьями выпустили альбом, еще на аудиокассетах. Вячеслав говорит, сейчас их песни играют на чемпионатах мира по брейку. А этот ремикс звучит в американском подземном переходе.
«Интернет взрывается, перепосты, миллион перепостов на видео. А я сижу и думаю — блин, это ж мы когда-то сделали. Круто!», — говорит Хирный.
Прошло время, многие школы закрылись. Но уличное движение продолжает жить, развиваться. И сейчас, теперь уже новое поколение, осваивает сложные элементы, ловит пульс города.
«Меня заряжает эта энергия, эти элементы, [которые ]как будто летают по сцене. В обычных танцах не так. В брейке ты может быть на полу, в воздухе, делать все в свое удовольстве!», — объясняет Никита Подобед, представитель молодого поколения танцоров.