Беседа Илоны с редактором детского раздела LSM.lv Инарой Антиней состоялась в начале февраля, в Дни латышской культуры в поселковой школе. Здесь дети изучают латышский наряду с другими языками— иностранными, русским, башкирским. У Илоны учится 24 школьника, а после уроков она ведет для двух групп кружки пения и фольклора. Дни латышской культуры обычно завершаются концертом, на который приходят и поселковые латыши — особенно им нравится живая музыка в исполнении гостей из Латвии.
Что тебя так надолго удержало в Башкирии?
Илона: Одна из причин — работа, она интересная и важная, вторая причина — Олег, с которым я познакомилась в конце 2009-го. Олег после десяти лет совместной жизни со мной решил попытаться репатриироваться в Латвию и теперь оформляет документы, чтобы
получить в Латвии вид на жительство.
Как появилось решение ехать в Латвию? Ты обдумывала возможность остаться тут, в Башкирии?
Илона: Это был долгий и неровный путь, в первые годы была мысль, что ради Олега я могу остаться в России, но это — не мое место,я тут остаться не могу. Работать — одно, а жить — совсем другое. Был первый раз, когда мы ждали приезда Олега в Латвию, но у нас ничего не получилось. Теперь — второй раз, и как-т естественно получилось, что мы еще находясь здесь делаем документы. Мы на верном пути и попадем туда, куда планировали попасть.
В Аугшбебри, латышском поселке в Омском крае, работала учительницей Лелде, там встретила латыша Юриса Лею, вышла за него замуж, и теперь они в Латвии. Ты следуешь примеру Лелде.
Илона: Да, пример Юриса обнадежил Олега. Олег раз в год ездит в Латвию, и мы всегда ездим к Лелде и Юрису в Цесис. Мне хочется верить, что их история Олега вдохновила, убедила, что это возможно. Нужно только хотеть — никто не говорит, что это будет легко, но это можно сделать.
Олег, ты знаешь что-то о своих родственниках в Латвии?
Олег: Сестра бабушки живет в Вентспилсе, мы посещали ее два года назад, отсюда она уехала в Латвию в 1985 году. Есть в Цесисе родные — кузина бабушки, но мы утратили связи, есть еще другие родственники, с которыми связь также оборвалась.
Насколько силен латышский язык в вашей семье? Я наблюдаю за вами обоими: Илона говорит по-латышски, Олег отвечает по-русски, изредка переспрашивает что-то.
Олег: Дома только Илона со мной говорит по-латышски, да, и литература еще помогает осваивать язык. Когда Илона приехала, я знал только несколько фраз и слов, которые перенял у бабушки, она меня воспитывала. Дома на латышском не говорили, моя мать — русская, отец латыш, дома латышский мало звучал, в основном по выходным, когда ходили в гости к бабушке и прабабушке.
Илона: Несколько лет назад Олег стал искать своих предков. Теперь родословная изучена до тех первых, что приехали из Латвии в Башкирию в конце XIX века. Дальний предок Олега — Август Карлович Вецис из Яунпилса. Он был сослан в Петербург, был и в Новгороде. Август был плотовщиком, он изготавливал скрипки и прялки, свои ремесленные навыки передал и сыну Кришьянису. В школьном музее есть одна созданная Августом скрипка.
Чего ты ожидаешь от жизни в Латвии?
Олег: Не знаю, думаю об этом, но пока это только планы. Для начала хотелось бы оформить документы для ВНЖ, продолжить учить латышский язык и искать работу.
Илона, а что говорит твой российский опыт — какие трудности у Олега могут в Латвии возникнуть?
Наблюдая, как происходит процесс работы в России и в Латвии, я думаю, в Латвии к работе относятся с большей ответственностью. А тут работают «на халяву». Для Олега это проблемой не будет, потому что он к своей работе относится с большой ответственностью. Я в школе в Латвии поработала всего год — и видела работу учителей тут. То, что они себе позволяют — я, памятуя свою работу в средней школе, даже представить себе допустимым в Латвии не могу. Требования к работникам отличаются, и ощущение порядка тоже.
Олег, что твои родители говорят о твоем решении?
Олег: Мы это не обсуждаем, потому что это не обсуждается: я решил, родители это приняли — молодец, решил, ты взрослый человек. Конечно, мама переживает. Время покажет.
Что это, чего не хватает при жизни в другой стране?
Илона: Мне здесь не хватает семьи, людей, удобств, нормальной медицины. Олегу может оказаться трудно без друзей, семьи, праздников, которые мы в Латвии не отмечаем. Я верю, что это не станет причиной для возвращения назад, как у других приехавших из Башкирии в Латвию латышей. В Латвии башкирских латышей не воспринимают как латышей — отношение было уничижительное, это было одной из причин их отъезда обратно.
Люди, которые уехали назад, испытывали горечь? Это не было отъездом куда-то, и ехали латыши, который язык и культуру на чужбине сохранили как ценность.
Илона: Не знаю я про обиду — истории разные, некоторым в Латвии пришлось очень трудно, потому они и вернулись назад. Знаю и людей в Латвии, которые счастливы, что сделали такой выбор, что переселились из Башкирии в Латвию.
Люди каких национальностей живут в селе Архлатвиешу?
Олег: Латыши, русские, башкиры, татары, украинцы.
Живя тут, можно заметить разницу в традициях?
Илона: Кажется, уже нет, потому сто семьи смешанные, и большинство традиций утрачено. Как поясняют местные — отличаются похороны. На латышских похоронах завтраком кормят и подают кофе, не чай. Остальное не отличается. Если раньше говорили, что у латышских домов цветы посажены, то теперь цветы повсюду цветут, где людям не лень посадить было. На то, что дом латышский, мог бы указывать латышский язык. Нигде латышский не является домашним языком семьи, и никто на нем не говорит, даже если два человека в семье его знают.
Если ребенок носит домой домашние задания по латышскому, рассказывает об учебе в школе родителям, бабушкам и дедушкам, которые этот язык знают — то получается, что они относятся к этому языку, как к любому иностранному в школе?
Илона: Когда я начинала работать, я взялась за работу очень серьезно и того же ждала от своих учеников. Но многие родители забрали ребят из группы изучения латышского, потому что не хотели тратить на него время. Была девочка, которая за помощью с языком ходила к своей бабушке в дом по соседству, потому что родители помочь не могли. А другой матери лень было ребенку помогать, и она его забрала из группы.
Почему такое происходит — язык не ценность, латышскость не ценность, они не видят шансов и не усматривают возможностей применения языка в будущем?
Илона: Похоже, они сами себя и латышами-то толком не считают.
Когда в таком случае извлекают и показывают то латышское, что осталось?
Илона: Как выпьют — так некоторые вспоминают. А обычно нет — мы граждане России. Язык? Не, мы ради него не будем изо дня в день голову и язык ломать, это уже не ценность. Возможности есть — но его не используют, если до сих пор этого не делали, не сделают никогда. Мне не доводилось слышать, чтобы кто-то в Латвию ездил. Из Латвии да, приезжают родственники в гости.
Олег, а какие у тебя были отношения со всем латышским в детстве?
Олег: Да, я понял, что я латыш, мы каждое воскресенье встречались у бабушки или прабабушки, я там слышал латышскую речь, больше говорили по-латышски. Мы жили в Советском Союзе, были гражданами СССР. Вопрос национальности никогда не был актуален. Дети об этом не говорили, но находили общий язык. В детстве всё было хорошо. Ну, может иногда не очень хорошо.
Ты рос среди русских и латышских традиций и в семье, и в деревне — замечал разницу?
Олег: Понимания такого — латышское, русское — не было. Нам дед готовил шайбочки — картофельные кружочки пек на сковородке как чипсы. Еще был зостиньш — соус. Варили кисель из сушеных яблок, «колдуны» готовили (Илона говорит, они на литовские цеппелины похожи), это были вещи, которые я считал латышскими.
Илона: Никогда ни в одном доме тут мне не подавали блюдо как латышское, как что-то особое, из латышской кухни.
Вы собираетесь создать семью в Латвии. Охарактеризуйте значение семьи в жизни здешних сельчан.
Илона: В деревне важно, чтоб вы были женаты! В деревне нужно быть женатыми и с детьми. Если хочешь жить иначе, то пальцами показывают и говорят, что так неправильно, так нельзя. Есть семьи, где видно, что родители дают детям по возможности больше, есть семьи, где уж как есть. По-моему, с детьми тут так же, как в Латвии — а вот вопрос женитьбы другой. Эти 10 лет бывало такое, что посторонние люди меня спрашивали: почему я не замужем, когда дети будут. Почему не выходишь замуж? Наверное, потому, что никто не берет. Когда-то я очень сердилась на эти вопросы, потому что считала их сованием носа в чужие трусы. Теперь не спрашивают — ну или я просто не реагирую уже, потому им и спрашивать неинтересно.
Когда в Латвию поедете?
Илона: Мой трудовой договор заканчивается 30 июня.
Чего тебе после десяти лет жизни в селе Архлатвиешу будет не хватать в Латвии?
Илона: Детей. Скажу честно. Ничего, только детей будет не хватать.
