Сергей Павлов: Альтернативная история Латвии без оккупации 1940 года — все равно Финляндии бы не получилось

Сначала — несколько цитат из книги «Ущерб, нанесенный Советским Союзом странам Балтии», изданной при поддержке Минюста ЛР (стр. 8, 53, 110):

«Трудно не согласиться с тем, что если бы страны Балтии имели возможность развиваться в статусе независимых государств, мы бы находились среди основателей Евросоюза, а уровень нашего развития соответствовал бы таким странам, как Финляндия, Бельгия или Нидерланды». — Инесе Вайдере, депутат Европарламента

«Смена общественного строя и последовавшие затем национализация с конфискацией стали надежной основой для уничтожения экономики свободного рынка развитых стран и переориентации их на «социалистическое» направление». — Андрей Межмалс, адмирал в отставке

«Допускается, что развитие Латвии происходило бы в условиях свободного рынка и демократии — в таком же темпе и по той же траектории, что и у ближайших соседей, а именно, в Финляндии, Дании, Швеции и Норвегии». — Янис Калниньш, Гунта Пиньке

Откуда вообще взялось сравнение с Финляндией, или «Теория Шмулдерса»

Впервые эту идею — что, не будь Латвия присоединена к СССР, она бы развивалась как Финляндия — опубликовал в 1990-м году доктор экономических наук, профессор (тогда еще)  ЛГУ им. П. Стучки Модрис Шмулдерс. 

В своей брошюре «Экономические отношения Латвии и СССР...» он писал (стр. 46, 47):

«Наши страны имеют много общего: перед войной находились на примерно одинаковом уровне развития, находятся близко по-соседству, обе пострадали в войне и имеют тесные связи с Советским Союзом. Перед войной внутренний продукт Латвии на душу населения был на 15% больше, чем в Финляндия. Если допустить, что в Латвии была сохранена система хозяйствования, подобная финской модели, здесь в настоящее время был бы такой же внутренний продукт на душу населения, как и в Финляндии. (Это реально, ибо до войны, как уже отмечалось, народное хозяйство Латвии было несколько более развито, чем в Финляндии.)»

Впоследствии члены и эксперты Комиссии по подсчету ущерба оккупации будут неоднократно ссылаться на Шмулдерса — и на основании сделанного им допущения подсчитывать «недополученную» разницу между ВВП двух стран за 50 лет. Увы, в этой теории есть свои как минимум неточности, а как максимум — подтасовки.

Факты, о которых не говорят

Когда М.Шмулдерс писал, что «перед войной внутренний продукт Латвии на душу населения был на 15% больше, чем в Финляндии»,

в период «перед войной» он включил данные за 1925-1934 годы,

с учетом обменных курсов и покупательной способности валют в разных странах. По этим данным выходило, что латвийский внутренний продукт на жителя составлял 221 доллар в год, а у Финляндии — 193.

Возникает вопрос — почему такой странный временной отрезок? Ведь

после 1934 года у независимой латвийской экономики было еще 5,5 лет развития, — не логичней ли для сравнения брать их?

Увы, в брошюре Шмулдерса таких данных нет. А если бы были — пришлось бы констатировать неприятное:

во второй половине 30-х годов Финляндия и прочие страны Запада в своем развитии увеличили отрыв от Латвии.

Причина проста. В 1936 году Латвия была вынуждена резко (на 60%) девальвировать лат, что сразу резко отбросило назад ее показатели ВВП на душу населения (в переводе на «международные доллары», в которых сравнивают уровень между странами). Большинство стран развитого мира отказались от золотого стандарта и провели девальвации валют еще в разгар Великой Депрессии, в начале 30-х (период, известный как «валютные войны»). Но

детальной информации об этом вы не найдете ни в брошюре Шмулдерса, ни в сборнике «Ущерб, нанесенный Советским Союзом странам Балтии», — тема сравнений с Финляндией в конце 30-х везде замалчивается.

В разделе сборника «Социально-экономический ущерб» (стр. 112) авторы, статистик Янис Калниньш и эксперт Минэкономики Гунта Пиньке, подробно сравнивают показатели стран все по тому же периоду 1925-1934 годов. Только один раз они показывают график, сравнивающий ВВП Латвии и Финляндии за период с 1935 по 1990 годы — но убирают разбивку по годам. В итоге

читателю нужно потрудиться, чтобы увидеть на кривой, что резкое отставание от Финляндии началось еще за несколько лет до включения Латвии в СССР.

Впрочем, Янис Калниньш,

один из экспертов Комиссии по подсчету ущерба от оккупации еще в 2007 году поставил под сомнения тезис Шмулдерса о схожести показателей Латвии и Финляндии. Но эта информация так и осталась «для рабочего пользования», и в изданных книгах ее «замолчали».

Почему Латвия (не) была как Финляндия

Краткий отчет Калниньша о влиянии девальвации лата на развитие Латвии можно найти, только нужно очень постараться — в рабочих документах самой Комиссии (нижняя ссылка на стр. 16). Процитируем:

«Анализ показал, что для сравнений с Латвией в качестве базы нельзя использовать 1935 год, когда в Латвии еще не была завершена девальвация валюты. Только девальвация лата в сентябре 1936 года открыла реальную ценность лата по отношению к другим валютам. При подсчете по официальному обменному курсу, в 1935 году (до девальвации лата — С.П.) финский доход на жителя был на 4% ниже, чем в Латвии, но в 1937 году (после девальвации лата — С.П.) — на 64% превысил уровень Латвии... Как выяснилось, середина цикла экономического развития не подходит для сравнения Латвии с другими странами.

Экономические сравнения Латвии и Эстонии на макроэкономическом уровне, проведенные в единой валюте на основании соотношений валютных курсов, окажутся ближе к действительности  [для периода] перед Великой Депрессией, когда обмен национальных валют на золото в большей или меньшей степени был свободным. Поэтому можно принять, что тогда официальные курсы валют довольно точно отражали покупательскую способность данных валют. В годы экономического кризиса эти пропорции были нарушены, и курсы валют уже не могли служить в качестве показателей покупательской способности.В результате пересчета показателей Финляндии в латы по официальному курсу в условиях 1929/30 годов (до девальваций и в Латвии, и в Финляндии, — С.П.), оказывает, что финский доход на одного жителя  в  1929/30 годы превысил латвийский уровень на 29%, а в 1938 году — уже на 78%. Расчет  в условиях 1938 года (по курсу валют после девальваций в обеих странах), [показывает, что] Финляндия опередила Латвию в  1929/30 году на 13%, а в 1938 году — на 57%.

Таким образом, Финляндия в 30-х годах достигла более высоких темпов развития, чем Латвия. Приближение и даже превышение Латвией финского уровня, [возникающее, если] считать в фактических ценах и использовать официальные курсы для пересчета в латы, в годы экономического кризиса было кажущимся. Это (приближение и даже превышение, — С.П.) обуславливалось искусственно поддерживавшимся высоким курсом лата [в период,] когда другие страны свои валюты уже девальвировали. Но в конечном результате девальвации не избежала и Латвия», — резюмирует Калниньш.

Итак, тезис Шмулдерса, что «до войны народное хозяйство Латвии было несколько более развито, чем в Финляндии» (и поэтому не будь оккупации, мы бы развивались, как финны) — это, увы, миф. На самом деле Латвия отставала драматически, и говорить, что до войны мы были равны, или даже опережали финнов — некорректно.

Но этих расчетов Я.Калниньша вы не найдете в посвященных ущербу от оккупации Латвии книгах, торжественно (пере)изданных в этом году, — несмотря на заявления авторов, что их цель -- «правдивое понимание истории для общего будущего». Зато там есть множество ссылок на М.Шмулдерса, который для сравнения брал данные Латвии до, а других стран — после девальвации.

Латвия до войны: свободный рынок и — вы не поверите! — демократия

Второй важный тезис, который неоднократно используется для легитимизации сравнения с Финляндией, и который не соответствует фактам — про то, что наши экономики в довоенный период строились на общих принципах свободного рынка.

У Шмулдерса:

«Если допустить, что в Латвии была сохранена система хозяйствования, подобная финской модели, здесь в настоящее время был бы такой же внутренний продукт на душу населения, как и в Финляндии».

У  Яниса Калниньша и Гунты Пиньке (стр. 110):

«Допускается, что развитие Латвии происходило бы в условиях свободного рынка и демократии — в таком же темпе и по той же траектории, что и у ближайших соседей, а именно, в Финляндии, Дании, Швеции и Норвегии».

Во-первых, неясно, почему в рамках такой альтернативной истории «без оккупации» Латвия вдруг начинает развиваться в условиях демократии — ведь с мая 1934 года в стране существует антиконституционный авторитарный режим К.Улманиса, — и до самого 1940 года ничто не указывает ни на нестабильность, ни на намерение «Вождя» уйти, вернув власть институтам демократической республики.

Во-вторых,

неясно, почему система хозяйствования в годы авторитаризма называется свободным рынком, и тем более сравнивается с финской моделью

(как это делает Шмулдерс), — тут рекомендуется посмотреть видеолекцию историка Айвара Странги «Хозяйственная политика режима К.Улманиса».

Хозяйствование К.Улманиса латвийскими историками (в частности, А.Айзсилниексом и тем же А.Странгой) называется «госсоциализмом, цель которого — усиливать госсобственность и выдавливать частную собственность». В этот период не частный бизнес, а политика определяла, что производить, как производить, и кому производить, а наиболее рентабельный частный бизнес, особенно принадлежавший местным немцам и евреям (но не только им), полу-принудительно выкупался государством. При этом через таможенные тарифы поддерживалось производство, которое в условиях «свободного рынка» было бы неконкурентоспособным .

«Мы очень редко читаем то, что говорил сам Улманис, — говорит Странга. — В 1937 году он заявил сельскохозяйственной камере — и это нехарактерно прямая оценка состояния народного хозяйства Латвии: «Если мы сегодня знаем и слышим, что наш народный доход на человека (довоенный аналог ВВП на душу населения, — С.П.) — 400-500 латов  в год, то я должен сказать, что это очень мало. Наше счастье в том, что есть еще пару стран, которые стоят за нами». Тут сказано одна довольно правдивая вещь: что мы были довольно бедная страна... Айсилниекс отмечал, что

к 1940 году национальный доход на одного жителя, к сожалению, скатывался вниз, а работник промышленности производил меньше, чем в 1930 году... Кроме того, капиталы утекали из Латвии. Режим Улманиса не был благоприятен для капиталов».

И еще одна деталь — для иллюстрации гипотезы о свободном рынке и демократии в Латвии.

А.Странга говорит: «Это очень неприятный момент, редкий для наших историков, когда вы читаете такое, что были бы рады не читать в архиве. Например, когда я с лупой изучал пометки Ульманиса от 1940 года, на заседании кабмина, и видел то, о чем догадывался, но чего я хотел бы, чтобы не было. Например, такие мысли о евреях: «закрыть магазины, закрыть фабрики, запретить импорт, запретить экспорт». И даже такое: «первый анти-еврейский закон?» — это он так себя спрашивает».

В результате политики «госсоциализма» к лету 1940 году государство контролировало около 60% латвийской промышленности, что, что мнению историков, облегчило последующее включение Латвии в советскую систему хозяйствования.

Разумеется, такого хозяйствования не наблюдалось в прочих странах Северной Европы.

Если сравнивать с авторитаризмом

Разумеется, переход на советскую, по сути, модель плановой экономики — без конкуренции, без частной инициативы, без рыночного регулирования спроса и предложения — негативно сказался на темпах роста.

Другой вопрос — насколько сильно: то есть, с кем было бы правильней проводить сравнения, строя гипотетические сценарии светлого прошлого. Как видим, к Финляндии в конце 30-х мы уже не  были близки ни по цифрам ВВП на душу населения, ни по модели хозяйствования, ни по социальному строю. Другое дело — прочие европейские авторитарные режимы.

Европейские авторитарные режимы, пережившие вторую мировую войну — в Испания и Португалии — установились, как и в Латвии, в середине 30-х годов. Продержались они до 1974-1975 годов. Причем суть режима не обязательно менял даже факт смерти вождя: если в Испании режим сменился после смерти Франко, то в Португалии авторитарные правители менялись (Антонио Салазар, Марсело Каэтано), а основополагающие принципы управления — нет.

В рамках построения модели альтернативной истории Латвии логично было бы исходить из того, что режим Улманиса (как и его командная система хозяйствования) тоже не исчез бы сам по себе.

А тогда остается учесть, что темпы роста в странах с диктатурой и без нее — это, так сказать, две большие разницы.

По данным исследования взаимосвязей политического режима и роста экономики (Democracy Versus Dictatorship: The Influence of Political Regime on GDP Per Capita Growth), если страна выбирает диктатуру даже на какое-то время, у нее будет только три шанса из 86 (около 3,5%), что в течение 55 лет рост ВВП будет не ниже, чем у бедной и далеко не самой динамичной по европейским меркам страны типа сегодняшней Португалии, которая тоже пережила режим авторитаризма.

Но таких сравнений Комиссия по оценке ущерба от советской оккупации не предлагает, — читателю предлагают лишь сравнивать Латвию с Финляндией, Австрией, Данией...

Допустим, оккупации не было. Но без оккупантов никак нельзя

И пару слов о методологии. В своих книжках эксперты  Комиссии по оценке ущерба от советской оккупации оставляют «для служебного пользования» детали, как именно они рассчитывали недополученный Латвией ВВП по сравнению с финским. Публике лишь предлагают поверить в результат — 185 млрд евро.

Но кое-что о методологии можно узнать из рабочей документации — отчетов Комиссии перед Кабмином о проделанной работе. И тут (последняя ссылка внизу, стр. 23) выяснится одна любопытная деталь.

Чтобы получить сумму ущерба, разницу в ВВП на душу населения между двумя странами — Латвии и Финляндии, — считали с учетом числа жителей Латвии. Всех жителей — в том числе и тех, кто переехал сюда из других советских республик именно вследствие включения Латвии в СССР — а сальдо миграции Латвии за советские период составило около 1 миллиона человек.

И это уже похоже на аномалию или колдовство — даже в рамках альтернативных сценариев «неоккупированной Латвии» тут странным образом материализовался «миллион оккупантов». По крайней мере, на таком необъяснимом казусе официально строятся подсчеты ущерба.

Итого

В сухом остатке имеем:

ущерб в 185 миллиардов евро — насчитан в рамках тезиса, что Латвия до войны по уровню развития экономики была как Финляндия (что неправда), и модели хозяйствования двух стран были похожи (что также неправда). Причем ВВП на уровне финского в такой «альтернативно независимой Латвии» создавали бы в том числе и прибывшие сюда после войны граждане СССР — которые, разумеется, не прибыли бы, останься Латвия независимой

С другой стороны, почему бы и не пофантазировать? История-то альтернативная.