Горевать по поводу расставания не стоит. Если бы Каррерас сказал, что уходит со сцены, тогда еще можно было бы пустить слезу, поставив себе на ютьюбе парижский концерт трех теноров 98-го года. Но Каррерас сказал только про турне. Турне — это зло, конечно. 20 февраля выступление в Риге, 6 марта — в Вильнюсе, 15 мая — в Лондоне, и так почти два года подряд — по городам и весям, с долгими паузами между концертами, с перепрыгиваниями из одной климатической зоны в другую. На пресс-конференции в латвийской столице великий каталонец бодр и свеж, на концерте два дня спустя то и дело ныряет в карман за платком: это в Барселоне +15, а у нас — посмотрите за окно.
В Лондоне, где Каррерас исполнит ту же самую программу, что в Риге, только не с Каунасским симфоническим оркестром, а с Королевским Филармоническим, билеты в Альберт-холл давно выкуплены — за исключением полусотни самых дорогих. В «Арене» аншлага не наблюдалось. И все-таки это была плотно, тысяч на пять, набитая и очень благожелательная «Арена», не ленившаяся после каждого биса хлопать стоя и таким образом увеличившая число бисов до пяти.
Что до происхождения свободных мест, оно очевидно.
В отличие от лондонцев и наезжающих туда культ-туристов, мы выросли без Каррераса.
Он вошел в зенит славы 40 лет тому назад и к 1985-му покорил все главные сцены мира — но на постсоветском пространстве стал известен гораздо позже, уже не просто как знаменитый певец, а как знаменитый певец, сумевший победить страшную болезнь. Как бы чудовищно это ни прозвучало, без лейкемии Каррераса не было бы проекта «Три тенора», заставившего миллионы людей приобщиться к классической музыке. Не было бы и Международного фонда Хосе Каррераса по борьбе с лейкемией — со штаб-квартирой в Барселоне и филиалами в США, Швейцарии, Германии, с 250 миллионами евро, направленными на научные исследования и создание медицинских центров.
Словом, Каррерас достался нам как данность, как человек с легендой. Или как человек-легенда. Вместо интригующей фигуры сравнения «было-стало» — одно сплошное уважение.
Так что — подумаешь, выкрученный на всю катушку микрофон. Он ведь не только мощь голоса увеличивает, нивелируя извечное соперничество певца и оркестра. Он все лучшие качества этого голоса демонстрирует. Но и все недостатки тоже.
А теперь главное: недостатков у Каррераса не было.
Для программы A Life in Music он выбрал арии и дуэты (компанию звезде уже не в первый раз составляет лирическое сопрано Селин Бирн, в своей Ирландии — знаменитость) из сарасуэл, прелестные мелодии Карлоса Гарделя и Эрика Сати, романс Грига «Люблю тебя», испанские и неаполитанские песни, мюзикловые хиты. Причем исключительно те, что вписываются в рабочий диапазон Каррераса — что-то около полутора октав — и не требуют филировки звука. Да, пожалуй, раньше Каррерас пел мягче, но безупречная дикция и чистейшая интонация остались при нем, как и звонкость тембра, как и энергетический напор.
Никогда в жизни вы не догадаетесь, что артисту 69 — если не увидите его с двух шагов, разумеется. От традиционных огромных боковых экранов Каррерас отказался так же решительно, как от жемчужин тенорового репертуара, которые по привычке хотели бы услышать от него любители оперы. Исключение певец сделал лишь для Застольной из «Травиаты» Верди — однако транспонировал ее, дабы не рисковать с верхними нотами. Что в результате? Абсолютная уверенность в себе, премьерская стать, эмоциональная наполненнность. Именно то, что нужно залу для счастья.
Если честно, относиться к Каррерасу сколько-нибудь критически и раньше было как-то неловко, а теперь тем более. Ну и пусть он уже не тенор, а баритенор. Зато какой!
