Телефон звонит все время. Ищут маму. Мама на проводе. Советует, поощряет, наставляет. И все как-то просто и легко. Екатерина живет в Медуми, что в Даугавпилсском крае. (А как же по-другому, не в городе же, кормить семью-то надо!) Частный дом, свое хозяйство. (Посмотрите, какое мясо на рынке дорогое, а у нас свое — и мясо, и молоко, и яйца.) На кухне — три кастрюли 7-11-13 литров. (Не тяжело? — А чего же? Я за минут десять могу ведро картошки начистить!)
Из детей трое уже выросли, живут отдельно, но приходят, помогают, недавно новый хлев построили. Остальные — разных возрастов. Самой маленькой — несколько месяцев (смотрите, какая прелесть, показывает фото на телефоне).
«И что же — без проблем? — Да как же без них. Один мальчик прожил у нас 5 лет, а потом сказал, что хочет в детдом обратно. Переживала, конечно. Там же чуть что — в психушку кладут, а он нервный, эмоциональный… — Звонил? — Звонил, говорил: мама, зря я тебя не послушал. Попался на воровстве. Еще одна девочка приемная. Сложно ей учиться, но помогаем, старается.
Детки учатся музыке, играют в Театре марионеток (один такой на Латвию — у нас в Медуми), а что хорошо в деревне — можно побегать во дворе вволю. Как выбегут все — весело!»
На вопрос «Зачем вам столько?» отвечает: «Люблю детей. Очень. Просто родилась для этого, что ли, не знаю… Я бы рожала и рожала, только возраст уже не тот».
Санта выросла в детском доме. И ни про какие ужасы не слышала. Воспоминания только хорошие. Детская память? Рассказывает, что занимались в кружках, пели, рисовали, учились музыке. А еще им давали полезные знания — как вести бюджет, как приготовить еду. В Риге поступила в Латвийский университет. Теперь учительствует и другим помогает — участница проекта «Миссия возможна». Прямо хоть фильм про нее снимай!
«И где же такой детдом? — В Зилупе».
«Да. У нас был даже не дом, а центр «Детский оазис» назывался. Закрыли, — говорит руководитель социальной службы Зилупского края Ольга Кловане. —
У нас вообще нет детей в детдомах. Все 13 нуждающихся сейчас — в приемных семьях. А в «Оазисе» были рижские детки. Но воспитанников стало мало, вот и реорганизовали.
Кстати, закрыли детдом и в Лудзенском крае. Тоже не было детей. У нас, в Латгалии, вообще людей становится меньше…»
Государство обеспечивает только специализированные детские дома, куда помещаются дети, нуждающиеся в особом уходе. Простые учреждения для тех, чьи отцы и матери лишены родительских прав — на балансе самоуправлений. Они же, самоуправления, и платят пособие для приемных семей. В Зилупе это — 150 евро на ребенка в месяц.
«В разных краях — разные суммы. Но больше двухсот я как-то не слышала, — говорит Ольга Кловане. — А за одного нашего ребенка из Зилупе, которого поместили в детдом в Плявиняс, мы отдавали по 400 евро в месяц. Может, лучше приемным семьям доплачивать?»
Екатерина на деньги не жалуется. Она вообще не любит жаловаться. Хотя только собрать ребенка в школу, да и памперсы для маленьких — пособия не хватает. Ее тревожит отсутствие оплаченной государством пенсии.
«Разве я не работаю на благо государства? — задает вопрос мать четырех родных детей, троих приемных, одного адоптированного и одного под опекунством. — Разве я за свой труд не заслужила пенсию?»
И этот вопрос повисает в воздухе маленького кафе, раздается в гулких коридорах Дома радио.
Я опускаю глаза, смотрю на остывший чай, на ее повидавшие всякую работу руки. И мне хочется бежать в Сейм, в правительство и просто кричать на них — на всех, кто уточняет и дополняет законы, но не видит, не чувствует людей своей страны.
Но это так, эмоции, которые часто бывают у журналистов, пишущих про социальные проблемы.
И еще запомнились слова Ольги Кловане: «Я работала несколько лет в детском доме, я знаю — там такие же обычные дети. Просто они никому не нужны».
P.S. В Министерстве благосостояния обещали дать развернутый ответ на все мои вопросы, но сразу подчеркнули, что в ведении ведомства — только четыре детских дома. Остальными занимаются местные власти. Если ребенка взяли в семью, то опекунство оплачивается государством, а пособия приемным родителям — самоуправлениями. В чем смысл такого разделения, мне малопонятно. Как непонятна и «сложноподчиненность» всей системы в целом. Ее закрытость и неприветливость по отношению к СМИ. Есть что скрывать?
