После премьеры в Москве зрительские мнения разделились, без полутонов. Кому-то спектакль показался тягомотным, удручающим, депрессивным. Кому-то – выдающимся, философским и всё же жизнеутверждающим.
Исполнитель роли Авнера Розенталя Виктор Сухоруков, игравший два вечера подряд, на пресс-конференции в Риге сказал, что, наверное, какое-то количество зрителей уйдёт после первого отделения. Надо сказать, ушли совсем немногие, человек 20, после спектакля – искренние аплодисменты благодарности.
Тем не менее, и у нас были разные мнения. На отрицательные отзывы хотелось бы ответить следующим образом.
Во-первых, вызывают лёгкое раздражение те зрители, которые идут «поглазеть» на знаменитостей. Ну а потом, в перерыве, насладившись лицезрением Маковецкого, Симонова, Гуськова, Сухорукова, Князева, Рутберг, — раз, и исчезнут в рижском пространстве. И проявятся в фейсбучном. Надо напомнить, что всё-таки театр прежде всего, пусть извинят меня артисты — искусство режиссёра и автора пьесы. А что до артистов, то — да, между прочим, тот же Евгений Князев не просто знаменитость по сериалу про ясновидящего Вольфа Мессинга, но и великий актёр и ректор Театрального института им. Б.Щукина.
А во-вторых... Мои глубокие соболезнования тем, кто, идя на этот спектакль, ожидал после тяжкого трудового дня увидеть сплошные «хава-нагилы» и еврейские анекдоты. Всё же, идя на именитую постановку, предварительно следует понимать тему, в которую погружаетесь. Театр – тоже работа, а не просто отдохновение. А готовиться к просмотру неординарной постановки не пробовали?
А она совсем не водевильная – тема российского еврейства начала прошлого века. И ещё раз извините, но не надо быть умудрённым историком, чтобы знать о таких понятиях, как «черта оседлости», ограничение прав евреев в Российской империи. В конце концов, «Тевье-молочника» Шолом-Алейхема знают многие. Ну а то, что «евреи всегда жили хорошо и богато» — удел тёмных антисемитов.
Навскидку — кто из подавляющего большинства наших зрителей назовёт какое-либо другое произведение на заданную тему, кроме «Тевье-молочника»? Пауза. Наверняка все назовут «Поминальную молитву» в «Ленкоме» — тот же «Тевье», элегантно адаптированный Григорием Гориным и Марком Захаровым. Хороший спектакль. После смерти исполнителя роли Тевье — Евгения Леонова этот спектакль был показан в Риге, тут же, в «Дайлес», в 1996-м — с Владимиром Стекловым. Что дальше?
Намного меньше людей вспомнят телевизионную версию «Тевье-молочника» 1985 года, где главную роль играл душа Вахтанговского театра, великий Михаил Александрович Ульянов, его супругу — Галина Борисовна Волчек. Жаль, эту телеверсию не показывают…
О том, чтобы кто-то знал произведения нобелевского лауреата Исаака Башевица-Зингера — не мечтаем, тут уж единицы в теме.
Так вот, один из несомненных плюсов нынешней постановки в том, что Римас Туминас «воспользовался служебным положением». И представил нам спектакль о судьбах еврейства в его родной Литве — время действия и обстоятельства во многом схожи с «Тевье-молочником». Туминас расширил для нас географию литературы на эту тему. Автор романа, который стал основой спектакля, намного менее известен — Григорий Канович.
Туминас ещё и инсценировал спектакль, что не такая уж лёгкая задача.
Хотя внешне всё относительно просто. Текст о трагической судьбе трёх евреев, которые из глубинки Литвы едут в Вильнюс, в этот «литовский Ершалаим», чтобы узнать о судьбе сына Эфраима, покушавшегося на жизнь генерал-губернатора, просто пересыпан еврейским юмором и афоризмами. В кульминационные моменты второго акта, когда сюжет достигает отчаянного драматизма, господин Туминас ещё добавляет целую порцию анекдотов.
«Мысль – пуля. А пуля – мысль. Что за времена? Сейчас пуль больше, чем мыслей!» — одна из многих фраз этого спектакля, становящихся своеобразной декорацией действия.
Все три часа на сцене — телега с тремя евреями. Она по сюжету постоянно едет, хотя на сцене ни разу не двигается. Телега со скарбом, к которой постоянно присоединяются то волки, то люди. То неизвестный еврей без имени, который едет очень далеко – в Палестину, навсегда. То пьяный царский солдат, выдающий ещё тот водевильный моментик (в этих делах Туминас, кстати, мастер – в самую печальную историю умеет органично добавить порцию смеха). То литовский крестьянин в блестящем исполнении Виктора Добронравова, который почти в финале плачет: «Если бы я был царём, то всех бы сделал евреями!»
И то верно – чтобы все поняли, в чём истинный смысл бытия.
На палке над повозкой — белый платок. Понятно, что эта повозка — своеобразный Ноев ковчег, который мотает посреди бездны. А путь этот — бесконечен в прямом смысле, а уж в экзистенциальном…
Эфраим, кажется, понимает всё с самого начала — этот путь из глубинки Литвы в Вильно, а для кого-то в Иерусалим — всё одно — путь в Вечность. Поэтому преимущественно молчит.
Большой русский артист Владимир Симонов в этой роли молчит потрясающе! Можете представить в этой же роли пронзительного Маковецкого…
«А в раю хорошо?» — спрашивает Авнер в трогательном исполнении Сухорукова, герой которого мечтает стать после смерти деревом, желательно клёном. «Попадём — увидим», — изрекает немногословный Эфраим.
Авнер потом умрёт и уйдёт к свету, улыбнувшись нам потрясающей знаменитой блаженной сухоруковской улыбкой. А Эфраим скажет в своём печальном монологе, что после Розенталя, которого хоронят, покрывая могилу камнями (всё верно!), останется не дерево, а проросшая из сердца память.
А хорошо говорил Авнер в финале первого акта: «Евреи, хватит две тысячи лет сидеть в тени!» — и под потрясающую музыку Фаустаса Латенаса все идут к солнцу, которого у нас в Балтии, конечно, маловато…
У Туминаса это путь вне времени и пространства. В финале все путники встанут у ворот Вильно, будто у святого града. А из ворот выйдут… не солдаты, а люди в противогазах, повяжут всех и начнётся дезинфекция. Из вышины выйдет портрет еврейской семьи в свечах, который будет крутиться, на оборотной стороне — сапожки, детская обувь.
Сколько там лет водил Моисей своих людей по пустыне? 40? Если действие этого спектакля происходит в начале прошлого века, то вы отлично понимаете, что было через 40 лет… Не метафора режиссёра, а как констатация исторического факта.
Для меня, возможно, осталась не до конца ясной роль козы в исполнении… народной артистки России Юлии Рутберг. Да, она играет настоящую хромоногую козу — в самом начале, в деревне. И в самом конце она вновь появляется и устраивается на то же место, где была в самом начале — в кресле в вышине над воротами. Конечно, символ. Наверняка ветхозаветный. Но что тут разбираться зрителю, если даже опытные не то, что в Ветхом, но и в Новом завете не понимают ровным счётом ничего…
А теперь — своеобразный постскриптум. Необходимо отметить два момента вне сцены. Но бывает же так, что жизнь и театр совпадают! Редко, но метко. Маковецкий этот спектакль играл явно в память родившегося и работавшего до недавних дней в Риге человека, одного из самого близкого в его жизни. Этот человек очень хотел приехать 19 апреля в Ригу из Израиля, чтобы увидеть эту обетованную театральную тему и территорию. Увы, умер. И слова Эфраима о том, что остаётся память, произрастающая из сердца, тут звучали совершенно особенно и не театрально!
А автор этих строк на следующее ранне утро после длинного спектакля уехал… в Литву. Так совпало — пресс-тур в Биржай, северная окраина Литвы. Всего полтора часа езды на автобусе! Всё равно что пол-спектакля, что длится «Улыбнись нам, Господи!» И… попал прямо в те места, откуда начинается этот скорбный путь.
Когда переходили большой деревянный мост через озеро Шервинас, гид вдруг сказал (я специально не спрашивал): «А вон там находилась скотобойня. Такой смрад оттуда в моём детстве нёсся!»
Потом рассказал, что сто лет назад в Биржае 70% населения были евреи. «Бабушка рассказывала, как в 1941-м город сразу опустел – всех евреев отвели вот туда, где скотобойная была. Я потом там много косточек находил».
Вот, а вы говорите — театр!
Спектакль поддержал благотворительный фонд Петра Авена "Поколение", часть собранных от продажи средств пойдёт в пользу Фонда Детской клинической больницы для покупки инсулиновых ламп.
