Общее мнение после предпремьерного показа, собравшего цвет творческой интеллигенции Латвии, таково - это очень сильный спектакль. Благо, Шекспир. Хотя даже и великого Шекспира может ослабить любой, даже известный режиссер. Даже такой хороший, как постановщик нынешнего «Короля...» Виестур Кайришс. Имеется в виду мнение, что, дескать, «все это ваше современное новаторство мне не по душе, лучше пойду фильм Козинцева пересмотрю».
Я процитировал только что очень известного деятеля латышской культуры, который ушел после первого отделения (оно шло почти два часа, кстати) и на выходе он попросил то ли в шутку, то ли всерьез доложить ему потом, «чем там все в "Короле Лире" этом закончилось».
Докладываю: все, как и положено, умерли.
Ну, или почти все. Три дочери короля точно стали покойными - одну закололи, вторую отравили, третью удушили.
В финале на мощном лафете выезжает тело покойной Корделии, единственной дочери короля, которая любила своего отца искренне. Тут публика напряглась - в тишине, под тревожную музыку нашего современника-классика Артура Маскатса, сидевшего в девятом ряду, выезжал труп на лафете и казалось, что все это техническое сооружение вдруг как въедет в партер! Но обошлось.
Из-за сооружения вдруг явился обезумевший Лир в исполнении Якова Рафальсона и лег рядом с дочкой. То ли умер, то ли просто заснул. Занавес - вернее, темная материя, погружающая все и вся в темноту. И только видны зелено-белые табло в зале, указывающие «Выход» - и фигурка бегущего человечка.
И вот тут молодой новатор Виестур Кайришс провел одну концепцию, которая вполне имеет право на существование. Дело в том, что на протяжении всего первого акта на сцене тоже дверь с таким же точно, как и в партере, указателем. И он появляется и в самом финале. Видимо, тут как раз игра на тему «весь мир театр, а люди в нем актеры» (фраза приписывается именно Шекспиру). Хотя впечатленная натура может воспринять все это как настоящий ужас - вот, театр кончился, ты «отдохнул», согласно купленному билету, а теперь иди в жизнь. А жизнь обычно иногда пострашнее любого театра бывает.
Есть у Кайришса и вторая концепция, с которой уже можно смело поспорить. Это то, что шута у него играет женщина. Причем, играет отлично - это замечательная актриса Галина Российская. Но как раз шутовского (кроме текстов) в ней мало. Это явно образ смерти в роскошном черном наряде с темной вуалью (автор отличных костюмов, кстати, Криста Дзудзило). Более того: как выясняется, это скорее всего образ ушедшей из жизни жены короля Лира, после смерти которой заглавный герой и начинает дележ королевства между тремя сестрами.
Поразмышляем на заданную тему демократически... Ну, раз в «Гамлете» есть тень отца Гамлета, то пускай и тут будет тень, в данном случае - жены Лира... На самом деле тут все эти тексты шута - уже явно галлюцинации сходящего с ума Лира и, по версии Кайришса, король видит не столько шута, сколько образ своей скончавшейся супруги, с похорон которой и начинается спектакль.
Да, почти в самом начале спектакля именно тот же катафалк, на котором лежит покойная супруга Лира. Перед этим, правда, на сцене только трое - Глостер в исполнении Гундара Аболиньша, граф Кент в исполнении Леонила Ленца и безмолвное обнаженное тело стоящее к нам спиной. Как выяснилось при обороте тела к зрителям - это побочный сын Глостера Эдмунд в исполнении прекрасного во плоти Кирилла Зайцева.
Опять же поразмышляем демократически... Ну, практически обнаженный - наверное, это возмутит театральных «староверов». Но пусть никого это не возмущает. Тело же красивое. И символизирует видимо, изначальную чистоту и непорочность, от которых потом, как известно, не останется, увы, и следа.
На сцене три полотна с изображениями девственно прекрасных лесов и замков вдали. Каждое пронумеровано - 2 (слева), 1 (в центре), 3 (справа). Части королевства под номером 2 и 3 отдаются сладкоречивым Гонорелье и Регане, а часть под цифрой 1 так и не отдается юной Корделии, на которую отец осерчал и делится между двумя ее злосчастными сестричками, которые, как известно, оказались еще теми сволочами.
В общем, потом все эти полотна под музыку опять же Маскатса падают и обнажают белые стены, на фоне которых и разворачивается действо (интересная сценография молодого мастера Рейниса Дзудзило). И есть целых шесть выходаов из всей этой сложнейшей ситуации, они вот на тех табло «Выход» - три выхода в партере, два на балконе. один на сцене. Но потом на сцене будут спускаться еще надписи «Выход», но они все меньше и меньше и в самом маленьком отверстии «Выход» уже с трудом, но протискивается король Лир.
Вся сценография мне напомнила, кстати, сцену из великого фильма Тенгиза Абуладзе - когда главный герой, обезумев в старости от осознания совершенных преступлений, был тоже «ранен в мозг» и сошел с ума в таком же почти бункере. Совпадение явно случайное, но в любом случае режиссерское и сценографическиое решения тут верные. Хотя для любителя шекспировских страстей и достаточно аскетичные.
Тут я вспомню гениальный (повторяю - гениальный) спектакль Эймунтаса Някрошюса, который показали в Латвийской Национальной опере 13 мая 1999 года. Не только для меня, но и для многих других моих коллег, ныне уже маститых артистов и режиссеров, которым посчастливилось увидеть тот шедевр - это эталон постановки трагедии Шекспира. До сих пор. Потому, что после этого вот уже почти двадцать лет как не видел спектакля, после каждого отделения которого (по окончании - тоже) закрывался занавес, а аплодисментов... не было. Не потому что не понравилось, а потому что настолько было колоссальным эмоциональное потрясение!
За эти годы многие из нас возмужали, а уж опытного театрала удивить после много чего увиденного практически невозможно. Но в данном «Короле Лире, несмотря на сдержанность и внешнюю аскетичность всего действа (краски преимущественно белые и черные, или шепот, или крик) многим передастся ужас ситуации. Ужас от того, что Глостер (самый вроде приличный из всех этих героев) требует от незаконнорожденного сына отдать ему для изучения письмо (чужие письма читать ведь неприлично!). Уж не говоря о всех интригах, подслушиваниях, пакостях и как бы случайных убийствах - обо всем том, чем полна любая трагедия британского классика.
«И дикий же народ!», - с юмором подумалось уже в самом начале после некоторых увиденных закулисных интригах двора британского короля. Но истинная дикость будет дальше - в частности, весьма интересно решена сцена ослепления Глостера.
ВНИМАНИЕ! Тут тот, кто пожелает смотреть этот спектакль и хочет лично ощутить неожиданность решения этой сцены, пусть пропустит следующий абзац. Пропустили? Замечательно!
Итак, Регана просто эти глаза просто... съест. Выесть зубами под крики поверженного противника, связанного по рукам. Глазные яблоки съест, будто яблочки наливные. Интересное ощущение при этом у зрителя – понятно, что это все театр, но... некоторые в зале поеживались. Ну, действительно ужас ведь! Режиссер перед спектаклем говорил, что его постановка не столько об интригах, сколько о человеческой сущности. И ужасает, когда понимаешь, что самый страшный хищник на земле - это, увы, человек.
В общем, нынешняя трактовка «Короля Лира» может быть интересна и тем, кто видел фильм Козинцева, и тем, кто лицезрел великого Юрия Юровского в этой роли на сцене Рижской русской драмы (еще есть такие), и тем, кто видел видеозапись играющего на идише эту великую роль уроженца Даугавпилса Соломона Михоэлса (посмотрите как-нибудь, это потрясает даже несмотря на минувшие десятилетия и кинопленку).
Впрочем, король Лир в исполнении привычного нам в комических ролях Якова Рафальсона - это вам не чистый страдалец, которого жалко, как в случае с исполнением великого Юри Ярвета в отличном фильме Козинцева. С самого начала король Рафальсона - самодур. Такова ли это задумка режиссера или же самого Рафальсона? Но в любом случае этого Лира не жалко. Вернее, жалко, конечно, но не так как Лира в исполнении, предположим Ярвета и Михоэлса. Лир Рафальсона не только самодур, он смешон. А временами страшен. Так поделом ему кара.
А вот кого по-настоящему жалко в этом спектакле, так это Глостера в исполнении Гундара Аболиньша. И, несомненно это самая большая удача этой, в целом, весьма успешной постановки. Ради одного Аболиньша, выдающегося артиста Нового Рижского театра (сейчас работает и в Мюнхене) стоит идти на эту постановку. Чтобы увидеть, как он, мощный Глостер, элегантно и при этом чуть смешно передвигается почти на цыпочках в первом отделении, подслушивая речи, прочитывая чужие письма. И чтобы увидеть, как он движется, уже будучи ослепленный, во втором отделении.
Поверьте, там каждое движение - это законченная мастерская работа. И как раз тот случай, почти как у шекспировского Глостера в монологе - это о том, что не столько видеть, сколько чувствовать надо. Сострадать, понимать и любить - Аболиньш в образе Глостера все это позволяет ощутить на полную мощность. Перед нами выдающийся латышский артист в действии - ему особые аплодисменты.
И все это в обрамлении «трех сестер» (совсем не чеховских) в замечательном исполнении Яны Лисовой, Даны Чернецовой и Екатерины Фроловой, молодых артистов (Александр Маликов, Виталий Яковлев, Максим Бусел), а также их старших коллег (Александр Полищук, Дмитрий Палеес), равно как и музыки Артура Маскатса, которая играет особую роль (скрипки тут и страдают, и интригуют, литавры предупреждают о надвигающемся кошмаре...).
Да, и Шекспир, в конце концов!
