Как пояснила бывший спикер Сейма, ныне политолог, профессор Рижского университета им. П. Страдиня Илга Крейтусе, институт гражданства в Латвийской Республике «был тесно связан с войнами». В Первой республике гражданами признали тех, кто жил на территории Латвии до 1 августа 1914 года. Вторая мировая война тоже обернулась потоками переселенцев. Исторические перипетии сделали в 90-х болезненным вопрос о том, кто является основным жителем страны, а кто приезжим.
«И второй момент, который остался от Советского союза, это вопрос языка. Поскольку в СССР всё в основном шло на русском языке, без внесения критерия о знании языка ситуация сегодня могла бы быть [для латышей] гораздо хуже», - отметила Крейтусе.
В советские годы в Риге жило лишь 32% латышей, и язык вытеснялся из сферы общения. Не может быть гражданином страны тот, кто не знает ее языка – поэтому «нулевой» вариант предоставления гражданства, как в Литве, в Латвии был неосуществим, ведь процент нелатышей в обществе был несравнимо больше.
Бывший политик признала, что можно дискутировать, всё ли тогда было правильно в законах о языке и о гражданстве:
«Считаю, мы тогда слишком подчинились правому крылу, когда установили те квоты [«окна натурализации»]. Думалось, что все неграждане ни о чем другом и не мечтают, кроме как ринуться к [директору Департамента гражданства и миграции] г-же Алдермане, чуть ли не снеся с лица земли ее контору, и поскорее натурализоваться!
В итоге был достигнут отрицательный эффект, поскольку людям это оказалось не настолько нужно».
Чего стоили одни только вопросы об истории Латвии для натурализующихся, вспоминает профессор: когда их задали депутатам Сейма, никто толком не мог на них ответить.
По мнению социолога Айвара Фрейманиса, с точки зрения международных правовых норм и формальных поставленных целей процесс натурализации был весьма успешным.
«Были, разумеется, и проблемы, и демонстрации, но в реальности обещанного не случилось, - признал он. – И сейчас, в 2015 году, совсем иная ситуация с владением госязыком среди молодежи».
А вот с понятиями единой политической нации, общих ценностей сложилось не столь хорошо. По наблюдению Фрейманиса, эти понятия, проходившие становление и усвоение в 90-х, как и слово «интеграция», исчезли из повседневной лексики политиков. Но своя несомненная польза у закона о гражданстве есть, говорит эксперт:
«Молодежь из русскоговорящих семей – посмотрите, она же конкурентоспособна! В любых отраслях. То, что в 90-х годах было невозможно – допустим, начать карьеру в госуправлении. И формальная интеграция общества – она-таки состоялась, и процесс не останавливается».
Илга Крейтусе подчеркнула: то, что попутно натурализации проходило активное изучение госязыка в русских школах (школах нацменьшинств), теперь привело к парадоксальным результатам: сейчас ученик, окончивший русскую школу, где сдают экзамены на латышском, имееет примущества перед тем, кто учился в латышской школе.
«Ребенок из нелатышской семьи может к нам прийти, свободно писать работы на латышском, и через два года он защищает великолепную бакалаврскую работу, идет на рынок труда, в частную фирму; он знает латышский, русский, английский, еще один язык… А кто заканчивает латышскую школу, проигрывает из-за русского языка.
И дошло до того, что студенты, особенно экономисты, от нас [в Страдини] требуют, чтобы им преподавали русский!» - возмущается Крейтусе.
По ее словам, это издержки былых неверных решений. Вместо того, что должны были воплотить в законе чиновники, бюрократы, Латвия получила результат политической игры, в которую охотно бросились играть и правые и левые политики:
«Отними у них натурализацию – и половина из них не попала бы в Сейм!»
Как бы то ни было, заявила Елизавета Кривцова, представитель Конгресса неграждан Латвии, экономический кризис не пощадил ни граждан, ни неграждан: те и другие отправляются в трудовую эмиграцию.
«Процесс натурализации не является эффективным. Это лучше, чем ничего. Но пугает, что количество неграждан больше сокращается из-за естественной убыли. И еще: когда в экономике страны всё хорошо, оптимизм по поводу своего государства – это стимул натурализоваться. И наоборот.
Когда мы вступали в ЕС, был оптимизм, что это сделает жизнь людей лучше. После кризиса люди разуверились в этом», - так прокомментировала Кривцова статистику снижения интереса неграждан к натурализации в последние годы.
«У людей, по всей вероятности, нет мотивации, - говорит экс-руководитель УДГМ Эйжения Алдермане. – Особенно у лиц преклонного возраста, которые пожили при советской власти. Об особом патриотизме тут речи нет. И в социальной сфере они так же обеспечены, как и граждане. Необходимости они не чувствуют. Единственное – они не могут голосовать. (…)
Причины нежелания натурализоваться:
27% боятся не сдать экзамен.
24 % считают, что им гражданство полагается по факту.
17% ждут упрощения процедуры.
14% не нужно гражданство – так легче путешествовать в СНГ.
Остальные приводят другие причины (например, «не иду натурализоваться в знак протеста»).
Источник: УДГМ
Стать гражданином какой-то страны – это думать о том, как сделать эту страну лучше. И ты это не сделаешь, если не пойдешь и не получишь гражданство, не будешь голосовать, высказывать свою волю. А просто будешь со стороны наблюдать. И критиковать».
Крейтусе добавила: молодых неграждан порой не брать гражданство побуждала возможность получать стипендии на учебу в других странах ЕС в качестве студентов не из ЕС:
«Выходит, было просто выгодно. Но тогда возникает вопрос: чего вы хотите – чтобы государство вам всё подарило – а когда государство от вас чего-то требует, оно вам не нужно?
Мы критикуем экономику, социальную политику – но мы не хотим стать гражданами и решать, кто будет управлять этим государством».
Если относительно процедуры предоставления гражданства в ближайшее время вряд ли может что-то измениться (реплика Крейтусе: «Это же будет смерть коалиции!»), то относительно муниципальных выборов у неграждан, по мнению участников дискуссии, есть шансы на волеизъявление.
«Гражданин любой другой страны ЕС [постоянно живя в Латвии] может принимать участие в выборах самоуправлений, это один фоновый фактор. Какое-то решение должно быть [у нас] принято. И наш сосед Эстония вынуждена была это сделать. Там своя причина была: в стране есть отдельные сегрегированные районы, где русские жили в громадном количестве, и эстонцев просто было столько не найти для того, чтобы сформировать местные органы самоуправления.
И вы знаете – после этого ни в Нарве, ни еще где ничего [страшного для Эстонии] не случилось!» - говорит Айгар Фрейманис.
По мнению Илги Крейтусе, Латвия, похоже, вообще осталась единственной в ЕС страной, где неграждане не имеют права голосовать на муниципальных выборах: «И думаю, этот вопрос под давлением ЕС (мягкий намек твердой руки Брюсселя) решится».
«Нет никакой логики в том, что неграждане не могут выбирать самоуправления, - вторит Эйжения Алдермане. - Но для политиков это как горячая картофелина, которую они перебрасывают друг другу. Эта коалиция, что у нас есть, такой вопрос не решит. Но в будущем – непременно».
Бывший премьер-министр Марис Гайлис тоже заявил: «Я всегда думал, что это нужно – дать право голоса при выборе самоуправлений».
Ознакомиться с видеозаписью передачи можно здесь.