Статистика судебной информационной системы свидетельствует, что чаще всего за насилие и жестокость по отношению к детям наказывают принудительными работами. Хотя закон предусматривает и тюремное заключение, к нему приговаривают реже, даже если этого требует обвинитель.
Часть общества с непониманием отнеслась к недавнему решению Лиепайского суда: за насилие по отношению к малышу, который получил перелом черепа, отчима приговорили к условному заключению, а мать — к исправительным работам, хотя прокуратура требовала более жестокого наказания.
Это дело связано с произошедшим почти три года назад.
Из-за насилия семимесячный ребенок попал в больницу с сотрясением мозга и переломом черепа.
И для матери, и для отчима за насилие и жестокость прокуратура просила реальные тюремные сроки, в частности, мужчине — по более серьезной уголовной статье — за преднамеренное нанесение тяжких телесных повреждений. Однако этот пункт суд переквалифицировал: вместо «преднамеренного» — «по неосторожности».
В решении — условный срок, мать приговорили в 220 часам общественных работ.
«На наш взгляд, ребенку нанесен очень существенный и физический, и психологический вред, и ребенок серьезно пострадал... Теперь все хорошо с ребенком, и он в безопасности, и ему обеспечено все необходимое. Но все же соразмерность стоит оценить», — уверена глава городского Сиротского суда Тайга Зиемеле.
Окончательное решение, оспаривать ли приговор, сиротский суд и прокуратура примут, получив полный текст судебного заключения — 2 октября.
В письменном пояснении судья указала, что для «преднамеренного» не хватило доказательств, а на вынесенное решение повлияло то, что мужчина, по его словам, раскаялся и решил свои проблемы с алкогольной зависимостью.
В свою очередь, содеянное женщиной не было таким тяжким, поэтому — принудительные работы.
Председатель суда в интервью LTV указал, что судья в своем решении не может быть так же свободен, как общество.
«Я понимаю — и это правильно — что внимание заостренное, и в данном случае этот пострадавший ребеночек был очень маленьким. Но мы также взвешиваем, рассматривая конкретное дело в суде, констатированные факты на основании проверенных улик во время судебного заседания.
Ну, если не было на судебном заседании этих улик достаточно, то и невозможно осудить. Поскольку в оценке улик суд остается последней инстанцией», — указал Илгвар Яунгелже, председатель Лиепайского суда.
Судебная практика в таких делах схожая, чаще всего — принудительные работы или условный срок. Из 71 человека, которых за прошедшие два года осудили за жестокость или насилие по отношению к детям, 45 приговорили к принудительным работам. Условный срок — у 19, но реальный — у 10, обычно не более трех лет.
Максимальное наказание, согласно закону — до пяти лет тюрьмы, но такой срок пока никто не получил.
Председатель Департамента уголовных дел Верховного суда Петерис Дзалбе признал, что насилие по отношению к ребенку — это безжалостность, которую надо оценивать смело и ответственно. Он, однако, указал, что суду важно учитывать только проверенные аргументы.
«На мой взгляд, определение наказания — очень тонкий вопрос, связанный с большой ответственностью. И не каждый раз мысли суда совпадают с мыслями общества. У общества в основном есть требование более жестоких наказаний.
Но суды оценивают улики, которые поданы по этому делу, и также учитывают и личность человека, тяжесть содеянного, смягчающие вину обстоятельства, отягощающие ответственность обстоятельства, и тогда указывают наказание», — заявил он.
Не всегда можно представить в суде подходящие доказательства тяжести преступления. Если насилие было систематическим и преднамеренным, за это грозит суровое наказание, но все происходит за закрытыми дверями, свидетелей нередко нет. Ребенок не может свидетельствовать или даже совсем не понимает, что то, что ему сделали, наказуемо и плохо, поскольку другой жизни не знает. И в рамках экспертизы не всегда успешно насилие можно обнаружить, особенно если это психологические насилие — или не оставляющее тяжких телесных повреждений. Так считает обер-прокурор Лиепайской прокуратуры Атис Дзервенс.
«Фактически, это социальная проблема.
То, что нам в социальных сетях или где-то еще надо комментировать то, что решил суд, не зная обстоятельств... Мы и вполовину не так активны, когда мы должны помочь. Это слово, с таким негативным смыслом — «стукачество», оно еще с советских времен... очень мало тех, кто знает. Если вы слышите, как плачет ребенок за стеной — или что-то другое, сообщайте. Да, можно сказать, я звонил, ничего не произошло, никто не приехал... но исполните свои обязанности. Звоните!» — подчеркнул Дзервенс.
Он добавил, что тюремное заключение — действительно крайняя мера наказания, поскольку человеку на пользу не идет, скорее наоборот.
Принудительные работы в сочетании с пробационным контролем, возможно, более целесообразная мера. Сколько осужденных действительно «исправляются», подсчитать непросто.
Осужденная лиепайская женщина родила еще одного ребенка. Вместе с ним она в данный момент находится под постоянным контролем кризисного центра — уже в другом самоуправлении. Но каким будет окончательное решение ведомств, пока неизвестно.
Лиепайский сиротский суд признает, что хороших примеров немного.
«К сожалению, их у нас так мало — каждый день достаточно тяжелая работа, поскольку положительных моментов очень мало. И редко когда в этот последний момент, когда ребенка забирают из семьи, этот родитель начинает серьезно относиться к своим делам и предпринимать действительно все, чтобы это никогда не повторилось. Такие примеры у нас есть, но это не большинство случаев», —- указала Зиемеле.
