ПЕРСОНА
Анце Грицмане окончила Латвийскую Христианскую академию в 2010 году, получила степень магистра живописи в Латвийской Академии художеств в 2013 году, сегодня работает над докторской диссертацией, посвященной современному сакральному искусству. Занималась исследовательской работой в Грайфсвальдском и Тартуском университетах, училась в Университете Аристотеля в Салониках, посещала открытые лекции в школе современного искусства во Франкфурте-на-Майне.
- До 9 марта персональную выставку нашей художницы будет представлять Витебский центр современного искусства.
ЦИТАТА:
«Абстрактное искусство — как зеркало, в котором ты видишь свою душу».
Анце Грицмане
Персональная выставка Анце Грицмане «Абстрактный пейзаж» открылась на втором этаже Латвийской Академии наук и представляет творчество молодой художницы в развитии, в движении от реалистической живописи к абстрактной — и обратно, к истокам. Ее абстрактные пейзажи греют, порой почти слепят цветом — как живое солнце. А реалистичные минималистичны настолько, что превращаются в символы — неба, моря, леса. Художница экспериментирует с цветом и звуком, балансирует между воспроизведением действительности и отображением эмоций по ее поводу. Придает полотнам выраженный рельеф или оставляет поверхность идеально гладкой — чтобы не отвлекать от сюжета. Она ищет. И выставляется в Академии наук по праву.
— Ваши работы появились в Академии наук две недели назад. Почему открытие выставки состоялось только сейчас?
— Я была в Белоруссии, меня пригласил Витебский центр современного искусства.
— Как о вас прознали на родине Шагала?
— Летом на пленэре в Бауске куратор из Витебска заметила мои работы и сказала: «Латвии сто лет — делаем выставку. Срочно».
— Как вы распределили картины — что отправлять в Белоруссию, а что выставлять здесь?
— В Белоруссию я отвезла свои большие картины — два метра на два.
— Благодаря чему я увидела новую Анце — автора камерных пейзажей, не только абстрактную, но и предметную живопись.
— Я училась на отделении пейзажной живописи у Алексея Наумова и Каспара Зариньша.
Хоть я и ушла в абстракцию, мне нравится возвращаться, писать природу на природе, ее живой свет, мягкие тона...
— И нравилось всегда?
— Да. Просто я не все выставляла: пейзажи не стыкуются с абстрактными вещами.
— А здесь вы рискнули их совместить.
— Потому что именно это место позволяет совместить несовместимое.
— Дом науки, место для экспериментов. Здесь мы узнали, насколько вы разная. В «Ночи в Юрмале» вы очарованы природой. А в «Абстрактной зиме»?
— В первой работе я, условно говоря, гуляю вдоль моря на чистом воздухе. А во второй — сижу в мастерской и делаю большие картины.
— То есть второй — вариант более мучительный?
— В одной картине — то, что я вдыхаю, а во второй — что выдыхаю.
— То, что вовне, и то, что внутри вас. То, что вас вдохновляет, и то, чем вы вдохновляете других. Одни работы требуют рамы, другие не требуют.
— Одни нуждаются в границах, как люди — в законах, а другие просят свободы.
— Одни растворяются в пространстве, а другие нужно отделить от пространства, потому что внутри — сказка. Это как обозначение жанра. Абстрактного «Щелкунчика» вы писали и поворачивали — это видно по потекам, которые перпендикулярны друг другу.
— Ян Вермеер тоже поворачивал свои картины, и не он ли определил, что хорошая композиция смотрится при любом положении полотна? Даже если мы поставим его картину вверх ногами, темные и светлые участки прекрасно уравновесят друг друга.
— Вам нравится этим играть?
— Да. Потому я и ушла от реалистической живописи — а теперь вроде как возвращаюсь назад... Причем экспериментирую и там, и там. Как-то я делала выставку, мне не хватало одной работы, ночью перед открытием поставила музыку Арво Пярта — сидела и писала. И написала. И наутро именно этот картон купили, увезли в Москву, включили в коллекцию.
— В нем было много адреналина.
— Тот картон был примерно такой же, как это «Море», — практически ничего не изображено.
— Под Пярта другого и не сделаешь.
— Я дважды встречалась с Арво Пяртом. Он — крестный отец дочери Андрея Селицкиса и моей сестры. Андрей — ученик Пярта. Несколько работ я посвятила Пярту и очень много работ — Андрею.
— Для «Щелкунчика» вы что-то разбили, использовали осколки.
— Вообще-то это Балтийское море и янтари.
— Но кто-то видит не янтари, а осколки. Это может вас расстроить?
— Почему? Это даже интересно. Ведь
искусство необходимо для того, чтобы пробудить в человеке воображение, чтобы его сердце стало стучать сильнее. Застучало — значит, задача выполнена. А плохие или хорошие эмоции вызвала картина — зависит от того, кто на нее смотрит.
От того, счастлив он или несчастлив, что его восхищает, а что нет. И какую ногу он спустил сегодня первой с постели. Это зависит уже не от меня.
