ПЕРСОНА
Томас Зандерлинг родился в 1942 году в Новосибирске. Вырос в Ленинграде, где его отец, дирижер Курт Зандерлинг, руководил оркестром Филармонии. Учился в специальной музыкальной школе при Ленинградской консерватории.
В 1960-м переехал в ГДР, где получил дирижерское образование в Музыкальной Академии Восточного Берлина. В 1964-м был назначен на должность главного дирижера в Райхейнбахе, а спустя два года, в возрасте 24 лет, стал музыкальным руководителем Halle Operа. Работал с Дрезденской государственной капеллой и оркестром лейпцигского Gewandhaus. Особый успех дирижер снискал в берлинской Комической опере.
Дмитрий Шостакович доверил Зандерлингу немецкие премьеры Тринадцатой и Четырнадцатой симфоний, а также пригласил участвовать в качестве ассистента записи сюиты на стихи Микеланджело (мировая премьера) совместно с великими дирижерами Леонардом Бернстайном и Гербертом фон Караяном (был их ассистентом).
Сотрудничал с ведущими коллективами мира, в числе которых Венский симфонический оркестр, Королевский симфонический оркестр Стокгольма, Национальный Оркестр США, Симфонический оркестр Ванкувера, оркестр Балтимора, Лондонский филармонический оркестр, Королевский филармонический оркестр Ливерпуля, оркестры Баварского и Берлинского радио, Осло и Хельсинки и многие другие. С 1992 года являлся главным дирижером Симфонического оркестра Осаки (Япония). Активно сотрудничает с оркестрами России, включая академический симфонический оркестр Санкт-Петербургской филармонии, Большой симфонический оркестр имени П.И.Чайковского и Российский национальный оркестр.
С 1978 по 1983 год был постоянным приглашенным дирижером в Берлинской Штаатсопере. Работал в Венской опере, в театрах Франкфурта, Берлина, Гамбурга, в Королевской Датской опере и Финской Национальной опере, в Мариинском и Большом театрах.
С 2002 года является приглашенным дирижером Новосибирского академического симфонического оркестра, с сентября нынешнего года официально его возглавит.
— У меня в Риге некогда была встреча в фойе гостиницы с Филиппом Хиршхорном и Соломоном Волковым (великий скрипач и всемирно известный историк музыки соответственно, оба родились в Риге — А.Ш.). И тут по лестнице начал спускаться Михаил Барышников, воскликнувший: «Ребята, давайте выпьем вина!» В какой же гостинице это было? Рядом с Оперой... Там две лестницы...
— «Рига»?
— Наверное. И в каком же году это было? Точно до 1983 года, когда я «убежал» на Запад, остался там.
— И наверняка до 1974-го, когда Барышников остался в Канаде...
— Наверное, где-то в начале 1970-х. Это было так: я был в Риге на гастролях с камерным оркестром Collegium Instrumentale,это участники моего большого оркестра в опере Галле в Восточной Германии. И у нас проходил тур по балтийским республикам и в Ленинграде. Начинался тур с Латвии, в Риге. И вдруг нам, точнее, нашему «сопровождающему», сообщают, что в Вильнюсе концерта не будет, потому что... вроде какие-то бытовые проблемы, с электричеством. Только потом узнал, что все это неправда — там что-то происходило, какие-то демонстрации, что ли?
— В принципе, как раз тогда в Вильнюсе судили «политических» (на «окраине», чтобы зарубежных журналистов не было), туда приезжал академик Сахаров...
— Поэтому в Вильнюс не поехали и сидели в Риге. Но с Барышниковым я так и не выпил — по-моему, просто вышли погуляли, потому что день был без репетиции. А Хиршорн тогда пришел ко мне, потому что я сам учился игре на скрипке, а Хиршхорн потом некоторое время занимался в Ленинграде у моего учителя по скрипке Ваймана. Он мне позвонил и решил навестить, и притащил Волкова. И вот в тот момент, когда я спускался по лестнице, параллельно по другой спускался Михаил Барышников. Но это так, лирика, случайно выплывшая, а теперь давайте приступим к делу.
— Вы достаточно часто бывали в Риге в 1994-96-м. После этого сколько лет вы не были у нас?
— Кажется, больше и не был. Я тогда был главным приглашенным дирижером Латвийского Национального оркестра.
— И вскоре сотрудничество с оркестром прекратилось. Теперь можете сказать, почему? Это связано с финансами (государство нищим было) или с чем-то еще?
— Нет, только с финансами. Чем дальше было, тем больше не клеилось... Хотя, связано и с тем, что был некий депрессивный период — Латвия еще не была членом Европейского Союза...
— Тогда наблюдалось настоящее сенсорное голодание, Рига была действительно на задворках...
— Да, и времени приезжать в Ригу было все меньше и меньше, ведь у меня в то время был оркестр в японской Осаке, очень много работы. И надо было выплачивать кредит за купленный дом в Лондоне.
— Какими судьбами у нас «двадцать лет спустя»?
— Дело в том, что тут был проект — мы должны были записывать с пианистом Ником ван Блоссом и Sinfonietta Rīga концерты Бетховена, но это, к сожалению, не удалось. Но мы с нынешним главой Sinfonietta Rīga Нормундом Шне хорошо друг друга помним — он 20 лет назад в вашем симфоническом оркестре был гобоистом, очень хорошим. И сейчас позвали исполнить эти концерты в Риге. Я, конечно, согласился — не сразу, надо было посмотреть календарь. Как раз оказались эти дни свободными.
Я сейчас из Токио, там у меня были огромные программы с Tokyo Oratorio Society — «Песни о лесах» Шостаковича и Carmina Burana Орфа. Потом в Лондоне буквально три дня, а после Риги, слава Богу, у меня будет неделя свободная. А потом — в Шанхай, там у меня Пятнадцатая симфония Шостаковича.
— О программе нынешнего рижского концерта — почему именно Бетховен и Моцарт?
— Потому что именно два этих концерта Бетховена должны были быть записаны тут на CD. Но в связи с этим глупым «Брекситом» происходит паника и в последний момент «спрыгнул» спонсор. Видимо, испугался инвестировать в связи со всем этим. Поэтому нынешняя программа концерта в своей планировке происходила из проекта записи.
Но начнем с Моцарта. Мы исполним гениальную увертюру к одной из его вершин — к опере «Свадьба Фигаро», которой я, между прочим, много дирижировал в различных немецких театрах, включая Венскую Штатс-оперу и Берлинскую Штатс-оперу. Может быть, это самая совершенная партитура Моцарта вообще.
А концерты Бетховена... Изумительный первый его концерт, который на самом деле совсем не первый, а по меньшей мере второй, потому что официальный второй (си-бемоль-мажорный) концерт был написан до этого, а опубликован позже. Или вообще даже третий концерт, потому что до этого был какой-то юношеский концерт, по-моему, даже не опубликованный. Но этот так называемый «первый концерт» — это уже абсолютно полный, стопроцентный Бетховен, со всем его настроем, с типичными конфликтами и даже некоторым драматизмом.
Ну, а что можно сказать (или что нужно сказать) о его пятом, последнем концерте («Императорском») — это чудо творения уже по своей оригинальности. Начиная с того, что концерт начинается с каденции или фантазии фортепиано, после чего следует оркестровое tutti. И в этом концерте каждая нота, каждый момент гениальный. Хотя в первом — тоже... И в этом гигантском рондо опять-таки его знаменитый ритм пунктированный... Как бы тематическая основа. Это все великие произведения европейской культуры вообще.
— Вы здесь уже несколько дней. Как идут репетиции — дружески, спокойно, легко?
— Да, дружески, спокойно, легко и очень хорошо, потому что очень хороший оркестр, творчески заинтересованный. Нам взаимно приятно.
— Какими оркестрами вы сейчас дирижируете наиболее часто?
— Мне трудно даже сказать... Но сейчас получается, что я больше всего стану дирижировать Новосибирским симфоническим оркестром, где меня выбрали главным дирижером.
— Поздравляю! Знаменитый «оркестр Каца», которым более полувека руководил народный артист СССР Арнольд Кац…
— Мы с этим оркестром часто встречались, ездили в тур, после чего меня и выбрали. Наш последний тур был в Испании, заканчивался в Мадриде, а потом были Дюссельдорф и Вена.
В этом сезоне, например, два раза дирижировал замечательной штатс-капеллой в Дрездене, потом выступал в берлинском «Концерт-хаусе», а с Лондонским филармоническим оркестром записал всего Иоганнеса Брамса, который встретил большой отлик поклонников в Европе, Азии, Америке...
— Владимир Федосеев, будучи в Риге, мне сказал, что «настоящий дирижер начинается после пятидесяти лет». Как вы относитесь к тому, что сейчас мода на молодых? Например, наш Андрис Нелсонс стал звездой в 30...
— Кстати, с Большим симфоническим оркестром им. Чайковского, который Владимир Иванович возглавляет, я тоже не так уж редко выступал — был с ним в туре, играли Девятого Малера, и он меня сейчас опять зовет. А что до мнения Владимира Ивановича, то, может быть, он и прав, но в каждом правиле есть исключения. Андрис Нелсонс и Густаво Дудамель действительно пользуются большим успехом.
— Вы наверняка смотрели 1 января новогодний концерт Венского оркестра под управлением Дудамеля?
— Нет, не смотрел. Я был с Российским Национальным оркестром, которым руководит Михаил Плетнев, в Китае. У нас там были концерты и 31 декабря, и 1 января, так что было не до телевизора. Надо было высыпаться, тем более, что большая разница в часовых поясах... Не смотрел, но я знаю Дудамеля по другим выступлениям — большой талант, как и Нелсонс.
— Вы немец, а у немцев, говорят, все по полочкам разложено. Можете назвать трех современных ведущих дирижеров мира — на ваш вкус?
— Опять-таки, это действительно дело вкуса. Во-первых, мне кажется, что великих дирижеров, таких, как Тосканини, Фуртвенглер, Клемперер, я сегодня как-то не вижу. Последним из великих был все-таки Караян. И в своем роде — Бернстайн. Но сегодня мне очень нравится, например, Даниэль Гатти — настоящий европейский дирижер. В своем репертуаре (испанско-французском) мне нравится Эдуардо Менно в Манчестере. Вот так я думаю.
— А Марис Янсонс, Саймон Раттл?
— Это все очень прекрасные дирижеры, но вы же спросили про мой вкус. Кстати, что до Саймона Раттла, то есть репертуар, в котором он просто блестящий — например, Стравинский, некоторые другие композиторы...
— А какие сегодня, на ваш взгляд, три ведущие оркестра мира?
— Это опять-таки сложно назвать, потому что уровень всех известных оркестров очень вырос, ведь сегодня больше конкуренции. Но без всякого сомнения, впереди оркестры Берлинской филармонии, Венской филармонии, с которыми я неоднократно встречался в операх (это же изначально оперные оркестры). Конечно, интересен ряд американских оркестров — таких, как в Чикаго, например. Был уникальный оркестр в Кливленде, которым руководил Джордж Селл, он свое лицо немного как бы потерял, но...
Сегодня достаточно оркестров, которые могут прекрасно исполнять разный репертуар. Но, начиная с определенного высокого уровня, очень многое зависит от дирижера и химии, которая возникает между ним и оркестром. Это даже важнее, чем какие-то рейтинги. Например, оркестр Баварского радио, где Марис Янсонс работает — замечательный оркестр. Или London Sinfonietta, блестящий оркестр, я с ним записывался.
В общем, я не совсем понимаю, что такое «ведущий»... Хотя все-таки, мне кажется, у Венского и Берлинского что-то особенное...
— Там такая история, которая на них работает, что и говорить!
— Дело в другом. Все-таки, когда с ними работал Караян, это были немецкие оркестры, а сейчас они стали... универсальными. Я помню, слушал Пятого Брукнера в исполнении Берлинской филармонии под управлением Караяна — это было незабываемо. Даже «Жизнь героя» Рихарда Штрауса... Кстати, Венский оркестр под управлением Даниэля Баренбойма в Москве представлял вагнеровскую программу — это было потрясающе. Но сегодня все по-другому.
— К нам в июне, в зал «Дзинтари» приезжает Рикардо Мути — событие!
— Это, конечно, выдающийся дирижер. А с каким оркестром приезжает? С Чикагским?
— С молодежным имени Керрубини.
— Знаю, это очень хороший коллектив.
— Вы до сих пор ощущаете «наследственную художественную связь» с вашим отцом, выдающимся дирижером Куртом Зандерлингом?
— Он заинтересовался мною, как дирижером, только после того, как я студенческий конкурс в Восточной Германии выиграл.
Мне вообще очень повезло, потому что я вырос в Ленинграде, где все-таки можно было много что увидеть и услышать. Там работал Евгений Мравинский, который мною интересовался, мой отец, был Николай Семенович Рабинович. А потом, многие и приезжали туда с гастролями. После этого мы переехали в Восточный Берлин, это было еще за год до установления стены, разделившей город и мир. И я несколько раз, после того, как у меня вышел первый диск, был ассистентом у Караяна и у Бернстайна. Это великие менторы! А потом среди менторов был и профессор Сваровский.
А вот что мне дал отец... Полное, умное понимание общения с исполнителями и понимание репетиционного процесса. Как репетировать, что репетировать, а что не репетировать — то, что молодому дирижеру понять очень сложно. Кстати, Караян это тоже умел. И вообще, отец меня научил отношению к партитуре — он мог настроить на думанье, на мысль.
Кстати, погодите... Это немцы в Азербайджане сейчас выиграли — 4:1. (Все это время Зандерлинг поглядывал в телевизор напротив, где транслировали футбольный матч — А.Ш.).
— Вы увлекаетесь футболом?
— Ну, на высоком уровне я заражен футболом Дмитрием Дмитриевичем Шостаковичем.
— Да, он же был заядлым футбольным болельшиком!
— Невероятным!
— Вы же с ним встречались...
— Ну что вы — я же с ним работал, и достаточно много.
— Планируете ли заглянуть в Ригу еще раз?
— Если будет возможность меня пригласить, то я с удовольствием. Мне вообще эта часть света, Прибалтика, очень нравится. Нашел время — больше месяца назад был в Вильнюсе, там же два симфонических оркестра — филармонический и тот, которым руководит Гинтарас Ринякявичюс. И в Ригу вернуться сейчас очень приятно.
