ПРОЕКТ
В помещении Гризинькалнской средней школы им. И.Г.Гердера работает уникальный коллектив — Студия аутентичного фольклора «Ильинская пятница». Ее руководитель Сергей Олёнкин ведет в школе обязательный предмет — русский фольклор. Возит студийцев в Россию, на мастер-классы, и по латвийским весям — в экспедиции, записывать песни и танцы. С собранным и изученным материалом ребята выступают: столь серьезно русским фольклором в Латвии не занимается ни один коллектив. В латвийской «Ильинской пятнице» не обновляют — вынимают из исходной сельской среды и возвращают нам русский фольклор. Обеспечивая исполнение песен должной драматургией: в отрыве от контекста, без соответствующей хореографии, правильных костюмов и понимания того, что на самом деле происходит, такая песня не оживет.
Они горожане, но заняты традиционной культурой, издавна прописанной на селе. Они живут в Латвии, но посвящают свободное время русскому фольклору. Они люди молодые, но думают о сохранении традиций. И помогают нам не забыть об истоках и корнях:
— Когда слышишь народные песни, ощущаешь в них какую-то правду, которую мы забыли. Ее невозможно определить словами. Она просто чувствуется. Люди поют — не притворяются, ничего не придумывают, ни в чем не пытаются слушателя убедить.
— Они не адаптируют песню.
— Не адаптируют, не считают, что она какая-то слишком резкая для современного уха. Вот она такая, какая есть. И вот в ней, в такой, содержится какая-то глубинная правда. Она включает в себя все. Понимание мира, хотя что это такое — понимание мира?
— Это когда я понимаю, что такое свадьба, оцениваю это событие и исполняю песню в должном ключе. Или что такое похороны: это же мое отношение к смерти.
— Отношение к смерти, отношение к жизни, отношение ко всему происходящему.
— Вот отношение к смерти — какое? Если судить по песням?
— Ее не боятся. Это просто одно из событий, к которому надо должным образом готовиться, — к нему нужно идти и достойно его встретить. Оно просто случится. Хотя есть, например, такие формы, как плач, обрядовые причитания.
— Это моя собственная смерть — или смерть другого человека, которую я должна пережить?
— И своя, с другого человека.
— То есть когда я пою на похоронах другого человека, я одновременно постигаю и собственный конец?
— Возможно, да. Делали же это испокон веков именно таким образом! Очень долго делали, вплоть до прошлого века: значит, что-то в этом есть.
— А свадьба?
— А свадьба — одно из ключевых событий в судьбе. Если оно произошло, обратной дороги уже нет. Ни для девушки, ни для молодого человека.
— Она, как смерть, — единственное событие в жизни? Второй свадьбы быть не должно?
— Второй свадьбы быть не должно. Молодожены раз и навсегда умирают в том статусе, в котором были, и рождаются в статусе новом. И в числе песен, которые в рамках традиционной свадьбы поются, есть формы, похожие на плач.
— Кто плачет?
— Невеста плачет, подружки вместе с ней плачут.
— Мама плачет?
— Конкретно в том материале, который мы записали, я такого не помню. Свадебный обряд, который я лучше всего знаю, был записан в Алуксне и в Балвы, на границе с Псковской областью, и практически такой же обряд по структуре, по песням, по танцам идентичен тому, который записали, например, студенты Петербургской консерватории в Псковской области.
— У других народов все устроено по-другому?
— Конечно, есть отличия, даже у русских в разных регионах все звучит по-разному. И в то же время структура обрядов, например, у русских и латышей одинакова, насколько я знаю. Песни могут быть разными по мелодике, но смысл и последовательность действий — примерно одни и те же.
— В ваших выступлениях должен существовать какой-то сценарий. Мне нужно понимать все, о чем мне поют, и для этого вы должны быть в костюме, соблюдать какую-то драматургию, ведь так?
— Когда меня спрашивают, чем я занимаюсь, я не говорю, что занимаюсь фольклором или пением, потому что это действительно не совсем правда.
Мне нравится такое определение: я занимаюсь комплексным изучением традиционной культуры на основе материала, записанного на территории Латвии и Белоруссии.
Ребята стараются шить для себя костюмы сами — обращаются к образцам из собрания Псковского краеведческого музея, посещают в России соответствующие мастер-классы, вникают в суть орнаментов. Ведь это «не какой-то дурацкий вычурный сарафан, задача которого — произвести яркое впечатление на короткий срок». Это часть традиционной культуры.
— Когда вы выезжаете с концертами — задача у вас какая? Передача знаний, стремление вовлечь людей в свою орбиту...
— Популяризация.
— Что у вас за аудитория?
— Зависит от концерта, от мероприятия. Мы всегда участвуем в нашем латвийском Празднике песни. Аудитория там — просто все! И стар и млад, каждый, кто в выходной день решил погулять по праздничной Риге. А, например, на мероприятии «Русский фольклор в Латвии», который организовала «Планета Высоцкого», были люди старшего поколения. Сверстников я в зале не видела.
— К вам в коллектив, в младшую группу, приходят дети. Как они там появляются, если аудитория у вас такая — иноязычная или возрастная?
— В школе, при которой наш ансамбль занимается, в первом классе русский фольклор — обязательный предмет, его ведет Сергей Александрович. Он отбирает способных детей, которым это все еще и интересно, и предлагает стать участниками ансамбля.
— Подобные коллективы в Латвии есть?
— Русский — наш единственный. Да и латышских коллективов, которые, как мы, ведут серьезные экспедиционные работы с аудио- и видеозаписями, тоже не много.
— Когда вы собираетесь на занятия в «Пятнице», чего вам больше хочется — спеть, станцевать, послушать, посмотреть? Получить, отдать, встретить знакомых?
— Я хочу встретиться с людьми, которые стали, можно сказать, частью моей семьи. Нам хочется собраться и попеть уже даже не в рамках репетиций, а для себя. Мы говорим-говорим-говорим, в речи возникает какое-то слово, с которого начинается одна из песен, и хором начинаем петь эту песню. Просто она нам одновременно пришла в голову. Это уже наша жизнь.
— Горожанин — человек скрытный, живет сам по себе. А на селе человек неминуемо варится в общем котле. Это другая психология.
— Поначалу я и петь, и танцевать стеснялась довольно сильно. Притом что мы, современные горожане, все равно существа социальные и стремимся к общению. По этой причине, возможно, и стали так популярны социальные сети типа Facebook, VK. Но формы, которые предлагает нам традиционная культура, те же песня и танец, кажутся мне более «продвинутыми». И поэтому стоит постараться освоить их заново.
— Это задача — услышать другого?
— Конечно. Если песня на три голоса и ее поют три человека, получается, что каждый поет свой голос. Можно сказать, что ты один, потому что тебе нужно свою партию выдержать, не сбиться на чужую, спеть чисто и сделать так, чтобы три голоса звучали гармонично. Добиться этого можно, только внимательно слушая своего товарища по пению. А
вообще, для чего все делается, для чего нам всем гармонично звучать? Для того, чтобы мы втроем ощутили радость: ой, надо же, как получилось здорово — прямо зазвенело!
— Бабушки вам пели. А вы — бабушкам?
— Моя первая экспедиция состоялась в 2001 году: были в Даугавпилсском, Краславском районах, а через год несколько песен, записанных у одной бабушки, приехали спеть ей же. Как она была довольна! Сказала: да-да, все правильно! Мы не до конца этому верим: они всегда так счастливы, что говорят одно и тоже. Но мы понимаем, что поем не так все равно. В любом случае, как бы мы ни старались, при всей нашей работе с фонограммой получается по-другому.
— И откуда разница берется — непонятно?
— Самое очевидное различие — в ритме. Мы заметили, что
городской человек, который постоянно слушает музыку с четким ритмом, передает его тоже очень четко. А в народных песнях его, вот такого четкого, нет. Он живой, он меняется.
Эти бабули-дедули умудряются импровизировать в процессе. То есть вдруг разойтись на голоса незапланированно, и эти интервалы чисто звучат! Мы способны прослушать такую запись, запомнить, где они в течение пяти куплетов несколько раз сымпровизировали, можем эти варианты выучить и потом воспроизвести. Но это же не импровизация!
Я участница ансамбля «Ильинская пятница». А Ильинская пятница — это праздник, последняя пятница перед днем Ильи-пророка. Считалось, что в праздник грех работать — люди должны отдыхать, в церковь идти. Ильинская пятница — тоже праздник, и в этот день запрещалось работать с сеном. Но все же нашелся мужик, который на все это дело махнул рукой, сказал: «Глупости какие! Погода хорошая — поеду-ка я полный сарай сена себе навезу!». Навез полный сарай сена, а ночью молния в сарай ударила, и все сено сгорело. Хотите верьте, хотите нет... Я тоже не буду с фанатичным огнем в глазах утверждать, что Илья-пророк наслал на грешника молнию. Но ведь что-то в этом есть!
Традиции нарушать нельзя — не зря так устоялось испокон веков.
И вот Сергей Александрович, которому рассказали эту историю с сеном, решил назвать ансамбль «Ильинская пятница».
— Что стало обещанием ансамбля не нарушать традиций — иначе все сгорит.
Наташа окончила наш Институт транспорта и связи, работает тестировщиком программного обеспечения и дело свое любит не меньше хобби, которое не бросит. «Все равно я там, все равно я никуда не денусь», — говорит. И занимается в «Ильинской пятнице» пусть не семь раз в неделю — зато уже 17 лет!