Оперный певец-юбиляр Олег Орлов: «Я сейчас на душевном пике!»

Обратите внимание: материал опубликован 6 лет назад

Приглашенный солист и педагог Латвийской Национальной оперы Олег Орлов — обладатель невероятной судьбы, в которой взлеты и падения, перемена участи сменялись достаточно часто. Как говорится, «сюжет для небольшого... романа». А уж для интервью — точно. Тем более, что 15 ноября господин Орлов отмечает свое семидесятилетие концертом в Доме Москвы, в котором примут участие его друзья из Канады, Панамы, ученики и он сам.

— Олег, расскажите о вашей семье, в которой вы родились...

— Я родился в Риге, в музыкальной семье. Вспоминаю такие моменты интересные, когда мама нас везла в Межапарк вместе с сестрой (мы с ней двойняшки). Мы жили на Кришьяна Барона, 8, садились в трамвай и ехали в детский садик. И народ уже знал, что едут брат с сестрой и они будут петь. Мы садились и голосили вовсю, и нам аплодировали. Можно считать, что это первые выступления.

Моя мама из семьи, в которой было 11 детей. Представляете, какая семья большая? И они все пели, играли — правда, не имели музыкального образования, но это все было от сердца, от природы заложено.

Мы потом переехали в Карсаву, где мама стала директором Дома культуры. Там был эстрадный оркестр, в котором отец играл на барабанах. Помню, туда приезжал Раймонд Паулс и мама меня привела к нему — дескать, вот, послушайте. Я что-то пел, а Раймонд говорил: «Да-а-а, нормальный парень, пусть поет!»

Но в результате я закончил Резекненское музыкальное училище по классу духовых инструментов — кларнет, флейта, саксофон. А пел от природы, мне никто голос не ставил. Из Риги приезжала как-то учительница по фортепиано, и меня ей отдали на обучение — учительница все время по рукам била, потому что не так держал пальцы, все время были синяки. И я маме жаловался: «Не хочу на пианино играть!» - хотя очень хотел. В настоящее время я хорошо владею инструментом, играю на фортепиано, а также на синтезаторе, аккордеоне. В общем, практически на всех инструментах играю, кроме скрипки. И сейчас, когда преподаю, мне не нужен концертмейстер — сам играю.

— Кстати, где преподаете?

— Я вокальный педагог в Латвийской Национальной опере и там же приглашенный солист. Плюс — у меня своя мини-школа вокальная, студенты приходят на дом. Все время я в работе.

— Это, как мне кажется, достаточно уникальный случай — вы стали петь в Опере в достаточно зрелом возрасте. Как это произошло?

— Сейчас расскажу. Начнем с того, что

я же перед этим работал на различных руководящих должностях, закончил обучение в РКИИГа, а потом в Латвийском университете (как экономист). А по вечерам играл... в ресторанах. В каких ресторанах только не играл! Я даже Лайму Вайкуле заменял в «ночниках» в свое время.

Встречал Аллу Пугачеву, когда она приезжала к Марине Фалилеевне Затоке (это директор Юрмальского управления торговли). Помню, еще маленькую Кристину Орбакайте на руках держал, вот такие времена были интересные. И последнее мое ресторанное место — это знаменитое «Лидо» в Юрмале.

Я никогда не думал, что стану оперным певцом. Я был «эстрадник», пел «Отель Калифорния», «Я пью до дна за тех, кто в море». Пел своим голосом, какой от природы. Конечно, много слушал. Мне нравились «битлы», подражал Led Zeppelin, а потом услышал великого Марио Ланца. И подумал: «Господи, какой голос, как поет! Почему бы мне не попробовать?».

И стал петь его репертуар, перестраиваться начал как—то сам. Честно, вокальных педагогов на тот момент у меня не было. Но получилось так, что меня услышал Гурий Антипов...

— Наш выдающийся оперный певец, профессор!

—  Это было на одной из тусовок, после которой нас пригласили в финскую баню. Мне дали аккордеон и я начал петь. И там был Гурий со своей женой Татьяной. Он подошел ко мне и сказал: «Начальником цеха может быть каждый, а вот чтобы они так пели — это редкость! Давайте я вас спротежирую в филармонию?». Я посмеялся, думал, что это все несерьезно. Но потом начались звонки... Я подумал, ну что я теряю, давай пойду прослушаюсь в филармонию. Пришел, и они меня взяли с руками и ногами. И я подумал: вот интересно, жизнь какая прекрасная! Не надо вставать в семь часов утра на работу... Я легкий на подъем — действительно, что теряю? Это был 1976-й, мне было почти тридцать лет.

— Какой был ваш первый концерт в филармонии?

— Я участвовал в «Реквиеме» Джузеппе Верди. И состав исполнителей был величайший — Ирина Архипова (меццо-сопрано), Любовь Казарновская (сопрано), Юрий Богатиков (бас). И я — тенор. Участвовал академический хор «Латвия», а дирижером, если не изменяет память, был Китаенко. А в зале были Муслим Магомаев и Тамара Синявская, которые потом пригласили нас на чай. У меня была партитура, Магомаев на ней расписался: «Вам петь и петь!», а Архипова написала там же: «Вам петь на мировых оперных сценах!». После этого Ирина Константиновна предложила приехать к ней в Москву, заниматься с Владиславом Пьявко (выдающийся солист Большого театра, супруг Архиповой — прим.автора).

Я выбрал время и поехал в Москву.

Пьявко ударил меня по животу и сказал: «Какой у тебя пресс хороший, тебе ничего не надо ставить! Просто немножко сгруппируйся!». Показал, какие места надо группировать. Добавил, что у меня все в порядке: «Единственное, необходим быстрый диапазон». Верхов не было, честно скажу. Си-бемоль был, но хотелось и «до» взять, чтобы спеть Рудольфа в «Богеме» Пуччини.

То есть, я стал серьезно подходить к этому делу, и в 1990-х меня пригласили в Оперу. Моей первой ролью был Исмаил в «Набукко» Верди, дирижировал еще молодой Гинтарас Ринкявичюс. Почему он меня пригласил — потому что до этого, когда он еще не был главным дирижером в нашей Опере, я с его литовским оркестром исполнял «Реквием» Моцарта, со мной пел ныне покойный мой дружок Сережа Ларин. Мы пели по всей Италии.  Впрочем, сперва я попал в хор, но потом предложили Исмаила и я тут же стал солистом. Для всех местных солистов это был, конечно, шок — как это так, без консерваторского образования стал солистом? Но я не брал этого в голову, со всеми вежливо здоровался и ни с кем не вступал в конфликт.

— Напомните свои дальнейшие роли...

— Много было. Радамес в «Аиде» Верди, Каварадосси в «Тоске» Пуччини, Герман в «Пиковой даме» Чайковского, Турида в «Сельской чести» Масканьи, Канио в «Паяцах» Леонкавалло, в «Риголетто»...

— Перед этим, в 1993-м, вы гастролировали с проектом великого виолончелиста и дирижера Мстислава Ростроповича...

— Уже в то время академический хор «Латвия» под руководством Иманта Цепитиса имел действительно большой вес в музыкальном мире. Один из немногих коллективов, который выезжал за рубеж еще в советские времена. Уж не говоря о том, что каждый год хор по нескольку раз выезжал в Ленинград и Москву. И решили осуществить проект на музыку великой Софии Губайдулиной «Аллилуйя», который вмещал в себя оперу, балет. Там были участники из США, и артисты Кировского балета из Санкт-Петербурга.

Очень сложное произведение, и партия тенора в том числе. Пятнадцать теноров прослушивались на эту партию. В конце попали я и Пятернев, был такой солист филармонии.

Ростропович сказал: «Орлова я беру!». Я сутками учил эту непривычную мне партию. А потом объездили с концертами всю Италию, Испанию и Германию.

С Ростроповичем невозможно было не сдружиться, он меня называл Олежкой. Не знаю, можно ли это опубликовать? Предлагал выпить коньячок, но я отказывался.

— Почему?

— Честно говоря, боялся, что это он меня проверяет (Смеется).

— Что случилось после того, как в 1997-м в театр пришел директором Жагарс? Тогда пострадали многие — судьба народной артистки Латвии Солвейги Раи, которая была примадонной нашей оперы долгие годы, до сих пор не дает мне покоя...

— Ринкявичюс мне говорил: «Олег, будь осторожен, за твоей спиной много конкурентов стоит...». Это было ровно двадцать лет назад, на мое пятидесятилетие, я пел Абдалло в «Набукко», а Исмаила пел наш выдающийся Карлис Зариньш (долгие годы крупнейший оперный певец Латвии, народный артист СССР, ушел из жизни в прошлом году — прим.автора). И была такая ситуация: мы сидим в одной гримерке с Карлисом и он мне рассказывает, как он засаливает лосося. А радиотрансляция от ведущего спектакля была выключена.

— Господи, вы не успели выйти на сцену вовремя?

— В том-то и дело, что успел. У меня все рассчитано, я бегом побежал на сцену... Но там как раз фрагмент, когда Набукко идет по краю сцены и должен Абдалло его вести, а меня нет. Я подскочил в последний момент, когда Набукко уже подходил к рампе, все шикарно отпел, но... Этот случай был предлогом для Жагарса, чтобы уволить меня по статье. А ведь предстояли гастроли на Тайвань с «Турандот» Пуччини, где я должен был петь Понга. Естеcтвенно, мне сразу это отрезали. Я тогда к Жагарсу прихожу и говорю: «Андрей, ну как же так? Могли бы меня на время работником сцены сделать, но за это увольнять?». А он: «Хорошо, давай тогда напиши по собственному желанию».

— Не секрет, что Жагарс в те годы сделал ставку на новых исполнителей, в том числе из Литвы. В шутку многие называли нашу оперу «филиалом Литовской Национальной оперы»...

— Мне так и говорили, что если бы у тебя фамилия была не Орлов, а Орлаускас, то все бы обошлось. Я написал тогда объяснительную, но никто на нее даже не отреагировал. И я ушел.

Но нет худа без добра. В это время, если знаете, был в филармонии такой эстонский дирижер Паул Мяги, он возглавлял Латвийский Национальный симфонический оркестр. Я с ним выступал, и он знает мой голос.

И вот когда он вернулся в Таллин и стал главным дирижером Эстонской Национальной оперы, он ставил «Эрнани». Он мне позвонил и предложил прослушаться на роль Эрнани. А меня как раз уволили. И я подумал: «Слава Богу, какое счастье!». Я рванул в Таллин, меня прослушали и дали добро...

В это же время я уехал в знаменитому итальянскому певцу Франко Боннизолли, который потом давал мне мастер-классы.

— Да, помню, Боннизолли, который участвовал некогда в оперных постановках Лукино Висконти, в Риге пел в 1997-м...

— Увы, он уже умер. Я с ним познакомился во время его выступления в Латвийской опере, где он пел в концерте фрагмент из «Тоски» с Казарновской.  Я к нему тогда прибежал в гримерную, поговорили — и мастер-классы состоялись в Италии.

Самое интересное, что час урока у него стоил 75 долларов. Надо было идти к его секретарю, записываться. Там не только я, многие были... Через два урока, когда я пришел платить, он мне сказал: «Вам надо только 25 долларов платить...». И еще два занятия он мне провел бесплатно. И они мне оплачивали гостиницу, представляете? Это были незабываемые встречи. Мы ходили по его друзьям, в ресторанчики заходили. Короче, он мне сделал протекцию, и я после прослушивания исполнил Эдгарда в «Лючии ди Ламмермур» Доницетти в Болонском театре.

Я большую ошибку сделал, что уехал оттуда. Там хотели со мной переговорить, чтобы остаться... А в это время у меня в Риге была фирма, я же радиоинженер, торговал в универмаге аудио- и видеоаппаратурой. У меня был свой коллектив, и я  подумал: что я буду оставаться в Италии? Повторяю, сделал большую ошибку.

Но опять же — нет худа без добра, я поехал в Таллин петь «Эрнани», которая прошла с успехом и на четыре года стал солистом Эстонской оперы, плюс — преподавал, сперва в училище имени Георга Отса, а потом стал преподавать на кафедре вокального искусства в Таллинской консерватории. Кстати, заменил на этом посту знаменитого Виргилюса Норейку (выдающийся литовский певец, народный артист СССР — прим.автора), который заболел и не мог совмещать... Я с ним хорошо знаком, бывал у него в гостях.

— Какие партии пели в Таллине?

— Я там пел Германа в двенадцати «Пиковых дамах», Туриду в «Сельской чести», Канио, Каварадосси... Потом преподавал, пришел новый главный дирижер... И после этого я пять лет жил и работал в Англии.

Сперва работал в частной музыкальной школе, а когда узнали, что я инженер, мне предложили перейти на фабрику по производству... сосисок. Меня сделали супервайзером! У меня было в штате шесть человек, я обслуживал автоматические линии.  Мог там остаться, но меня тянуло домой все-таки. В конце концов, тут жена молодая осталась, певица Элеонора Орлова. Сейчас мы разведены... Совсем недавно, три месяца назад, я женился вновь.

— Расскажите об этом, как вы познакомились со второй супругой?

— Она, ученица, пришла ко мне на занятия.

— Думается, о вас роман можно написать...

— Уже сам подумываю. Роман такой, что мама не горюй. В общем, пришла ко мне ученица, Наташа, глаза, полные света, она поет в храме Вознесения на улице Гоголя. На пятнадцать лет меня моложе. Кстати, я сейчас тоже в храме пою — каждую субботу-воскресенье, и все очень довольны. Она за мной следит, просто душа-человек. Я сейчас на душевном пике!

— Как вы вернулись в нашу Оперу, где вы сейчас потрясающе поете старого Фауста в одноименной опере в постановке Айка Карапетяна?

— Перед моим отъездом в Англию, году в 2011-м, мне предложили спеть Германа. Ставили «Пиковую даму» в Опере. Кстати, в постановке Жагарса. Эту роль пел мой выдающийся коллега Александр Антоненко... Правда, мне дали исполнить только один спектакль, хотя он прошел на уровне.

— В общем, явно тот  случай, когда внезапно понадобилась срочная замена и позвонили вам...

— Когда я вернулся из Англии, в Опере ставили концертное исполнение «Отелло» Верди. Прослушивались я и Антоненко. Когда я спел, Самсон Изюмов (ведущий солист Латвийской Национальной оперы — прим.автора) сказал: «Шикарно!», а Антоненко сказал: «Олег, я завидую твоему голосу, в нем столько серебра, металла». Правда, Отелло петь не дали, пел какую-то третью роль. Но все-таки вернулся. Ну, а

после того, как Жагарса в хорошем смысле слова не стало, на меня вновь стали обращать внимание. И как сами видите, меня пригласили на роль старого Фауста.

Я ждал, что должно что-то произойти. Чувствовал, что должны быть какие-то перемены в хорошую сторону, и оно так и случилось. Наверное, Господь так решил. Наталья и говорит: «Это Господь Бог так решил...»

— Как думаете, почему эта партия у вас получилась так ярко?

— Вы знаете, я к этой роли подошел очень серьезно. Я бы мог спеть и молодого, но не стал себя возвеличивать. Есть молодые — пускай работают. Тем паче, что команда была очень высококвалифицированная, один Мефистофель (Андреас Бауэр), да и ставший сейчас заслуженным артистом Украины Валентин Дитюк (молодой Фауст) чего стоят! Мне было уже просто приятно работать с такими людьми. А им было со мной приятно работать по одной причине — я же первый выхожу на сцену и даю им такой заряд! Так и получилось. Мне эта роль пришлась по вкусу. Конечно, переживал за сценические движения, поскольку давно не двигался по сцене, тут было очень много замечаний со стороны режиссера, но тем не менее...

— Вы не сожалеете, что к вам успех пришел не тогда, когда вы могли бы быть молодым Фаустом, а гораздо позже?

— Я, конечно, думал об этом. Но жизнь распоряжается таким образом, что не всегда возможности совпадают с желаниями. Я нисколько не переживаю.

— Вы знаете рецепт молодости голоса? Зариньш пел до 75 лет, и даже чуть дольше...

— Конечно, это человек, достойный подражания. Но лично я, если почувствую, что нечто не дотягиваю, то не пойду на сцену. Честно. Я воспитан в таком духе, что никогда не допущу срыва в себе, это будет позор. Поэтому сейчас к репертуару подхожу очень тщательно. Даже в юбилейном концерте — там серьезные роли, но я знаю, что это спою. У меня будет большая сцена из «Лючии ди Ламмермур» с Антой Янковской, она сейчас живет в Италии, вышла замуж за итальянца. А еще большой дуэт из «Любовного напитка» Доницетти, тут я буду выступать как лирический тенор. И естественно — ария Неморино. Потом буду петь отдельно — ария Хозе из "Кармен" Бизе.

— Тогда подробнее о концерте, там и зарубежные солисты...

— Это солисты из Панамской оперы, молодой тенор Хуан Помарес и сопрано Сюзанна Самудио. Они мне даже в следующем году предлагают поехать в Панамскую оперу и спеть там «Сельскую честь». Меня с ними познакомил бас из Канады Соломон Тенцер, он тоже выступит. Он приезжал сюда с концертом, у него преимущественно частные концерты. У него жена, некогда балерина Надя Веселова-Тенцер, у них свой театр. Они сами евреи по национальности, но родом из Латвии. Самое интересное, что латышский язык не забыли. На этот концерт прилетят на частном самолете. И хотят поговорить с директором нашей Оперы Зигмаром Лиепиньшем на предмет сотрудничества — то ли балет, то ли опера.

— Соглашайтесь на поездку в Панаму!

— И я как бы уже согласился!

Во втором отделении будут выступать мои ученики, исполню с ними песни из репертуара Рамазотти и Бочелли, народные песни и романсы. Выступит и Элеонора Орлова, и коллеги по эстраде. Концерт должен быть хорошим.

— Что бы вы хотели спеть еще?

— Честно? Хотел бы еще раз спеть в  Опере Радамеса в «Аиде». Зариньш эту роль пел до конца, и, повторюсь, это отличный пример для подражания.

Заметили ошибку? Сообщите нам о ней!

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Сообщить об ошибке.

По теме

Еще видео

Еще

Самое важное