Художник Дэвид Датуна — о «позорище, а не свободе» и важнейшей роли Латвии в мире

— Я родился в Советском Союзе, а как там жилось, вы сами прекрасно знаете. Инакомыслие преследовалось. Отец мой был арестован семь раз в течение двух лет только за то, что слушал Элвиса Пресли. И это все на моих глазах происходило, все отпечаталось в памяти. Я же не понимал, его задерживают на месяц, сутки или пять минут. Я видел только: отца забирают. За что? За то, что музыка играет, красивая, просто шикарная. Поэтому я всегда мечтал уехать. Мы всей семьей работали только на это, и я эмигрировал в США в 1999 году.

— В 1999 году СССР уже не существовало, была свобода. 

— Нет. Были убийства, грабеж, Борис Николаевич Ельцин,

это было позорище, а не свобода. 

— Откуда вы уехали?

— Из Грузии. Но я объездил до этого весь Союз, был везде, кроме Риги. Хотя в вашем городе практически началась моя жизнь, потому что сюда отец с матерью отправились в свадебное путешествие. Мне мама составила список памятных мест, которые я должен обойти.  

— Образование вы в Грузии получили?

— Я учился и в Тбилиси, и в Москве, на юридическом и журналистике, окончил пару университетов. Семья заставляла. А рисовать я любил с детства, посещал художественные школы, и природа взяла свое.

— В каком жанре вы работали поначалу? 

— Как и все, в живописи. Рисовал. Определенного стиля не было, он вырабатывается, когда ты уже знаешь, что хочешь донести миру свою идею. Мне кажется, сейчас я свой стиль нашел. 

— Вы ушли от живописи, традиционного жанра, и занимаетесь технопоп-артом.

— Очень многие так это называют. Но поп-арт — это Энди Уорхолл, Джаспер Джонс.

У меня, скорее, искусство новой концептуальной инсталляции. Для меня концептуальная составляющая работы первостепенна.

— Как вы делаете ваши работы?

— Одну из самых известных моих серий «Точка зрения миллиардов» (Viewpoint of Billions) я собираю из очков. Обычных оптических, которые мы носим. Это и есть мой материал, как для живописцев краски, или для мастеров перформанса их тело. Очки для меня — это взгляды людей, их видение, чувства. Но у меня не одномерное изображение, сквозь очки мы смотрим на определенные предметы. Есть плюсовые, минусовые линзы, как и эмоции — положительные и отрицательные.

— Как вы изобрели эту технику?

— Это хорошо показано в фильме «Портрет Америки», которые про меня недавно сняли, и который в этом году стал призером Raindance Festival в Лондоне, даже не в номинации документалистики, а как лучший фильм фестиваля, обойдя при этом впервые за историю фестиваля все художественные фильмы. Это тот самый фест, благодаря которому стал известен Тарантино с его «Криминальным чтивом». 

Я ведь не только очками занимаюсь, у меня есть работы из шприцов, битых тарелок, я использую все, что под рукой. Могу сейчас взять стол, за которым мы сидим, стулья, и превратить это в инсталляцию.

Искусство — это очень большой бизнес в США: когда я приехал в Америку,

я обошел все галереи, по 300-400 штук за год, и обнаружил, что никому не нужен. А жить-то на что-то надо.

Я устроился в магазин оптики и пять лет проработал лабораторным техником: резал линзы и вставлял их в очки. Я наблюдал, как люди выбирают оправы, по форме, по цвету, примеряют, каждый приходит с индивидуальным рецептом. Как любой нормальный концептуалист, я начал проводить параллели. Для меня очки стали символизировать людей. В прошлом году я закупил миллион пар, не меньше, разных цветов и оттенков, это моя палитра. Однако мы сейчас говорим только о визуальной составляющей, которая для меня имеет очень маленькое значение. Главное — месседж, идея.

— Вы часто выбираете темой для произведений какие-то мотивы официальной политики. Это ради пиара?

— Конечно! А кто из художников не занимается самопиаром? Если серьезно, то давайте разберемся, кто такой сегодня художник. Это как минимум человек, который должен уметь воплотить в образах то, что происходит сегодня, а как максимум — предугадать и направить будущее. Человек, который умеет рисовать — это рисовальщик. Многие мои работы связаны с изысканиями в области истории разных стран, поэтому в моем арсенале много национальных флагов, всего 70-80. И всякий раз я скрупулезно изучал историю страны, тратил на это недели, месяцы. Бывали случаи, когда я отказывался от заказа, потому что не чувствовал, что это важно для меня. К примеру,

я не сделал флаг Армении, который у меня просят уже четыре года. Мне важно, чтобы страна в мировой политике играла важную роль для определения свободы, современного наполнения этого понятия.

Никто мне выбор не навязывает, это мое субъективное мнение, я так это вижу. 

— Вы изучили историю Латвии?

— Я в нее немного углубился. В картинах, помимо флага и очков, есть еще текст, в котором собрана вся история Латвии. И на него  я поместил портреты знаковых фигур, современных и исторических. Это и президенты, и музыканты, и спортсмены, люди, вокруг которых формируется общество, которые создают страну, ее душа. Над ними я создал сетку из очков, которая притягивает к ним взгляды. И получается даже не просто объемное изображение, а движущееся. На заднем плане у нас портреты людей, на переднем — сетка из очков как взгляды людей, направленные на них, а зритель — третий в этом треугольнике, при каждом повороте его головы картинка меняется, все внутри ходит, но при этом смысл остается неизменным. 

— Акт дарения национальному лидеру флага тоже является частью этой концепции?

— Я объясню, почему я это делаю. Моя нынешняя серия работ связана со свободой.

Недавно я сделал радужный флаг, символ движения лесбиянок, геев, бисексуалов и трансвеститов. Я, наверное, единственный художник-гетеросексуал, который поддерживает это движение.

Для меня важна свобода во всем. Когда человек свободен, он может мечтать, а значит, может создать что-то новое. Флаг — символ свободы и национальной идентичности. Посмотрите, сегодня в мире огромные страны, больше чем Латвия и Грузия, вместе взятые, стираются с карты в считанные недели! Очень важно уметь сохранить национальную идентичность, гордость, силу, и эта задача не выполнима без художников. 

Я сделал латвийский флаг потому, что ваша маленькая страна в мировой политике очень значима. Вы может быть, и сами этого не понимаете, думаете, с экономикой не ахти, живется не очень хорошо. Но в формировании современного мирового сознания — по крайней мере, у нас на Западе так это видят, — вы играете важнейшую роль, так как олицетворяете быстрый переход от советской власти к европейским, западным ценностям. 

— Президенту Обаме вы преподнесли флаг?

— У Обамы есть мой флаг, я сделал около 200 американских флагов, и все они разные. Но вы, наверное, имеете в виду «Портрет Америки», который в прошлом году выставили в Национальной портретной галерее. Это главный музей Смитсоновского института.

Я создал первое произведение искусства, которое обладает интеллектом. У меня в работе было девять суперкомпьютеров, веб-камеры, микрофоны. Человек подходил к произведению, надевал гугл-очки и начинал общаться с произведением, как мы сейчас с вами. Ты мог поймать изображение, которое находилось за линзой, допустим, портрет Мерилин Монро, и она в линзе начинала танцевать, петь, говорить, и ты сразу понимал, почему оно там находится. Гугл-очки или какой-то другой технический девайс — это не новомодная штучка, а всего лишь высокотехнологическая кисточка.

А сейчас я делаю проект с NASA, первые в мире арт-спутники. У нас работает около трехсот человек, лучших умов мира, это такая громадная сила, что мы даже сами еще не понимаем, что у нас получится. Но мы уже официально в NASA в очереди на запуск, первый запланирован на 2017 год. В данном случае

я беру космическое пространство и использую его как холст. 

— Что происходит сегодня на стыке высоких технологий и искусства?

— Высокие технологии — это неотъемлемая часть нашей жизни, мы можем это отрицать, но они уже плотно сидят в нашем сознании. Мы раньше смеялись над тамагочи, а сегодня для нас мобильные телефоны как живые существа. Я хочу показать, что это всего лишь инструмент. А душа остается душой, она уязвима, ее нужно беречь. Мне кажется, что XX век немного упустил этот момент.

Технологии стали порабощать душу человека. Я, используя их, пытаюсь приостановить эту тенденцию.

Поэтому, чтобы посмотреть на «Портрет Америки», люди стояли в очереди пять часов. В Национальной портретной галерее, самом большом музее США, такого не случалось 35 лет. Люди стояли на морозе, в феврале, чтобы попасть внутрь и увидеть собственными глазами соединение гугл-очков и искусства, потому, что ни телевидение, ни газеты не могли им объяснить, как это возможно.