Элеонора Пастаре. Диалог с фарфором

Обратите внимание: материал опубликован 6 лет назад

До 8 октября в Рижском Музее фарфора будет тихо и бело, словно в канун Нового года: Элеонора Пастаре выставила там свои «Медитации». Молочно-белые цветы с тычинками, полегшими на ветру... Или это кораллы, взволнованные сытой рыбкой? Тонкостенные морские ежи? Элементы пыльцы? Жидкость, оплывающая со стенок сосуда?

Думать не надо. Надо медитировать.

Элеонора Пастаре окончила отделение керамики Резекненской школы прикладного искусства. Работала в керамических мастерских сначала при колхозе «Эзерциемс» Рижского района, потом – при Ливанском кирпичном заводе. В 1993 году поступила на кафедру искусств Даугавпилсского педагогического института: в бакалавриат пришла, когда ей исполнился 51 год, а в 2007-м окончила магистратуру. Преподавала в Ливанской художественной школе и в Ливанском детско-юношеском центре.

С 2004 года активно участвует в международных выставках, пленэрах и симпозиумах, в 2009 году в Японии получают высокую оценку ее «Ледяные цветы». Общаться с фарфором всерьез начала лишь 2014 году, когда готовилась к персональной выставке в Даугавпилсском центре искусств Марка Ротко. В 2017 году ее изысканные работы можно было увидеть на Латвийской Международной биеннале керамики, проходившей в Рижском художественном пространстве.

— Вас вдохновляют природные формы — вы создаете свои, причем в движении, которое длится, не завершено. Вы видите каплю — следите, как она падает в чашку с молоком и как извлекает оттуда целый кратер ответных брызг: молоко отзывается на вторжение и отвечает ему. В вашем варианте — фарфоровым цветком.

— Да, в жизни я такое вижу, замечаю.

— Это мои личные ассоциации — или история с каплей была на самом деле?

— Не знаю. Может быть. Или вот — насекомые грызут листья. Вы обратите внимание, как красивы их письмена, эти выемки и дорожки, которые они выстригли, как хороши эти покусанные листья! Гусеницы уже все сделали, я лишь передала увиденное в фарфоре. Со временем этот замечательный лист засохнет, а я его сохраню. Мне хочется запомнить мгновение, когда я что-то заметила и когда меня это поразило.

— Вы взяли живой лист и объединили его с фарфоровой смесью?

—  Иногда я использую уже существующий лист — это как раз один из моих последних экспериментов. Я вообще все время в поиске. Даже не в поиске — я просто общаюсь с фарфором, договариваюсь с ним, и он дает мне подсказки. Это диалог.

У меня нет такого, чтобы я решила: сделаю чашку, сделаю блюдце! Все равно мне после или итог не нравится, или в печи что-то рассыплется, или что-то еще произойдет. В результате переговоров с материалом — так не делай, лучше делай так! — у нас появляются как бы увеличенные в размере «мелочи», которые вы видите сейчас на выставке. И мне нужны именно эти мелочи, частности, я нуждаюсь в них. Может быть, они выражают мою суть. Я ведь не знаю, какая я есть: человек сам себя не знает. Но мне действительно нравится делать что-то тоненькое и маленькое.

— Иначе вы не обратились бы к фарфору.

— Это мой фаворит. Я познакомилась с ним как с материалом только десять лет назад — и начался наш совместный путь, общие «разговоры».

— И шамот у вас был, и гончарная керамика, и каменная масса?

— Да. Но мне не нравится все, что похоже одно на другое, все эти тяжеловесные вещи, вылепленные с помощью гончарного круга... Нет, я могу это сделать — я посвятила керамике много лет, но ведь утилитарные предметы может изготовить машина!

—  К тому же горшки, кувшины и вазы — не цветы, не листья и не снежинки: не природа.

— Художник видит мир более подробно, чем другие. Я вдохновляюсь природными формами, но не копирую их. Делаю то, что мне по-настоящему близко.

— Цветы, тычинки, лепестки, морщинки.

— Или отдаю должное письменам, которые оставляют для нас на листьях жуки и гусеницы. У меня есть свой сад, и я все вижу, что называется, крупным планом.

— И именно так передаете — как увиденное крупным планом. Но ведь можно было просто сфотографировать.

— Можно было. Но что-то мне подсказывает, что я могу увековечить увиденное в любимом материале. Копирование ли это — не знаю. Я так не думаю. Я получила от судьбы подарок — способность работать не так, как другие. Это мой подход, мой почерк. А если его повторит кто-то другой — дай ему Бог!

— Ваши фарфоровые цветы стали обретать цвет.

— Это я пробовала — получится или нет. Чисто технологически.

— Надеюсь, что не обижу вас, если скажу: нетонированные варианты мне ближе.

— Белый есть белый. На то он и фарфор.

— В ваших белых цветах есть выпуклости, отверстия, лепестки накладываются друг на друга — все это то темнеет, то светлеет на общем фоне, как бы дает полутона — от серого до желтоватого. И кажется, что «тонов» уже не нужно. К тому же отсутствие дополнительного цвета не отвлекает от фактуры и заставляет вглядываться в сложное устройство работы. А росписью вы занимались?

— Нет-нет-нет, это табу. В книге Петериса Мартинсонса я вычитала: мол, керамист никогда не бывает хорошим рисовальщиком. Господин Мартинсонс меня закодировал: даже пытаться нечего.

— Он знал, о чем писал, — сам был керамистом. Но ведь есть Юта Риндиня, Инесе Маргевича...

—  ...есть фантастическая Марута Рауде, есть Инесе Бранс. И зачем мне с ними соревноваться, если знаю, что лучше не сделаю?

— А каково это — расставаться с работами, в которых, как в дневнике, дорогие для вас личные воспоминания?

— Мне очень нравится дарить — а продавать... Ну как я могу продать то, во что вложила сердце и душу? И как я могу придумать для этого какой-то финансовый эквивалент? Если что-нибудь закажут — конечно, сделаю. Но я уже в том возрасте, когда можно позволить себе радость — делать то, что хочу делать я сама.

Заметили ошибку? Сообщите нам о ней!

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Сообщить об ошибке.

По теме

Еще видео

Еще

Самое важное