«Для меня быть режиссером – это как... давно желанное, необходимое для мысли и души состояние. Такое состояние, не сравнимое ни с каким другим! Когда от твоего настроения зависит настроение ста человек съемочной группы и артистов и вообще тональность, которая потом звучит в картине. В первую очередь от твоего настроения – вот какой ты вошел.
И как ты сказал: здравствуйте, доброе утро – или начал с чего-то «пи, пипирипипи!» (изображает звук «запикивания» матерщины в эфире) – начинается утро, потому что что-то уже пошло не так. Но – это тоже настроение, это тоже организм съемочной группы целиком и полностью.
Помню, я снимался в эпизоде у Александра Атанесяна, в ленте «24 часа» - и вот его настроение тогда... я молодой артист, тогда уже работал в ТЮЗе, впервые оказался на съемочной площадке не в массовке, а именно в эпизоде с текстом. И тогда от настроения Атанесяна, режиссера на съемочной площадке, от того, как работали его цеха, как он с ними общался, как он с ними шутил, как он разговаривал с артистами – в такой атмосфере это было... и я тогда начинал осознавать, что
вот это и есть кинематограф магия кино, волшебное «Начали!» и волшебное «Стоп!», а когда начали – учащается пульс, повышается давление, весь организм находится в каком-то невероятном состоянии, не похожем ни на одно состояние в обыкновенной жизни – творческом, в котором тебя внутренне трясет. Обязательно трясет, всех артистов!»
По словам Дюжева, профессия режиссера – это профессия «человека, который целый день отвечает на миллион вопросов». Не административных – художественных. И, соответственно, нужно быть художником, чтобы оказаться в состоянии ответить.
«На мой вопрос, что он, наверное, волнуется, Атанесян тогда сказал: «Волноваться – целиться мешает». То есть надо сконцентрироваться на точности, про что и каким минимальным, незаметным для зрителя жестом, тенью, ракурсом, словом – элементом дать понять нужное.
Вот зритель смотрит: два человека сидят разговаривают, но он понимает, про что это – но как он это понимает, он не понимает. Это уже режиссер должен вложить через «Привет! – Привет! – Как дела? – Нормально». Миллион человек снимет вот это «Привет! – Привет! – Как дела?» – но только этого режиссера ты будешь смотреть и понимать, про что этот привет».
Порой актер, оказавшись в кресле режиссера не удерживается от соблазна наглядно показать исполнителю, как его персонаж должен выглядеть, как его нужно сыграть в конкретной сцене, а это не просто не всегда правильно – это, по словам Дюжева, «страшнейший брак профессии».
«Ну нельзя показывать! Показывает – ну, вот с большим пиететом отношусь к художнику Никите Сергеичу Михалкову, но когда Никита Сергеич показывает, это – та крайняя степень, когда уже этому человеку, этому «пипипи!» актеру уже невозможно дообъяснить, потому что до этого уже пройдено – поля вспаханы!..
Самый быстрый путь – показать артисту, что нужно сыграть. Только другое дело, что это нужно быть слишком уверенным в своем собственном мнении. Это – фанатизм: как говорил Честертон, «фанатизм – это когда человек слишком доверяет собственному мнению». Это должен быть такой режиссер, чтобы каждый раз так... Я встречал таких: они каждый раз показывают, как бы наигрывая, что тебе нужно сыграть. Но только ты не всегда понимаешь, что артист – это другая голова. Другой мир вообще – целая вселенная! Он же может подарить точную эмоцию или состояние – только дай задачу! Другое дело, что режиссеры иногда не умеют ставить задачи. Потому и говорят: мне нужно, чтобы ты здесь вот так, и ты – вот так. Всё, давайте, снимаем! Это как, знаете – показывать, а не играть».
