Дана Бйорк: «Я не боюсь экспериментов»

Обратите внимание: материал опубликован 6 лет назад

Новым директором Рижского русского театра им. Михаила Чехова стала Дана Бйорк. Для людей, с изнанкой культурной жизни не сталкивающихся, это назначение может показаться странным: слишком молодая (32 года), слишком красивая и вообще — актриса. На самом деле это только одна сторона медали.

Три высших образования — режиссер любительских театров, актриса, магистр в области культурного менеджмента. Национальная театральная премия «Ночь лицедеев» в номинации «Лучший молодой артист года». Семь лет активной продюсерской деятельности. Педагогический опыт. Эдуард Цеховал, прежний директор РРТ, еще в 2012-м спрашивал Дану, не видит ли она себя в будущем главой театра. Прошло время — и Дана ответила «да». А потом выдержала все три тура министерского конкурса, заручилась поддержкой труппы, Общества гарантов РРТ... и с 8 января примет руководство всеми делами. Оставив за собой роли в текущем репертуаре.

— Где для тебя больше творческой свободы — в продюсерской деятельности или в актерстве?

— Трудно ответить однозначно. В продюсерской деятельности я абсолютно свободна в принятии большинства решений, так как являюсь руководителем проектов. В свою очередь, на сцене я реализую свои актерские амбиции —  и это дает мне ощущение внутренней свободы.

— Как продюсер ты больше ориентируешься на собственную интуицию, запрос зрителей или мнение профессионалов?

— Посоветоваться с профессионалами, которых я ценю и уважаю, набрать мнений — это хороший feedback, но не главный критерий. Особенно осторожной пытаюсь быть с режиссерами, так как творческий человек зачастую эгоистичен. Он думает: вот я сейчас сделаю «В ожидании Годо», проявлю себя как постановщика, и это будет так круто! А то, что пьеса эта, скорей всего, зрителей сейчас не сможет затронуть и заинтересовать, то, что очередь за ней не встанет, — это его волнует меньше…

Поэтому для меня

первый показатель — это внутренняя интуиция, которая основана на моей практике и на моем вкусе: если я создаю проект, он мне должен нравиться, я должна им гореть.

Второе — это, конечно, аудитория. Если ее нет, бессмысленно вкладывать деньги в идеи и их продвижение. И третье, если говорить именно о театре, - насколько важен для его развития этот проект, насколько это мощный движок.

— Публику РРТ часто называют консервативной, не слишком готовой принимать новые веяния и эксперименты…

— Свои зрители, очень верные, посещающие все спектакли, — это большой плюс РРТ. Да, у них есть собственные стандарты того, что такое театр, и нужно учитывать их мнения и желания. Но нельзя забывать о том, что годы идут, что подрастают новые поколения. Мы должны идти в ногу со временем, постоянно двигаться вперед, и я не боюсь экспериментов, единственное — думаю, что начинать их можно с малых сцен… хотя и на большой сцене у нас в последние годы появилось немало по-настоящему современных и при этом успешных постановок. Мне кажется,

если режиссер вкладывает в спектакль четкую мысль, а актер отдает все силы и мастерство, чтобы эту мысль донести, форма — она не страшна. Главное — мысль, мысль, которую понимают все, от малого до старого.

— Для тебя важны добрые отношения внутри труппы? Или вполне достаточно, чтобы все проявляли профессиональное отношение к делу и вели себя по-человечески?

— И как руководитель, и как актриса я, скорее, за первое. Работа у нас очень нервная, эмоциональная, и если у кого-то копится внутри негатив, недосказанность, это неизбежно выплеснется наружу — не сегодня, так завтра, да еще и в преувеличенной форме. Когда люди ненавидят друг друга (я сейчас не про наш театр), это не просто мешает творческому процессу, это катастрофа, это разрушение. Переживания, нервные срывы, увозы на скорой — да разве же это работает на результат?.. У меня есть опыт работы в разных коллективах, есть с чем сравнивать. Бесспорно,

и в ситуации противостояния может получиться хороший спектакль. Но только один раз.

Во второй раз — уже вряд ли… 

Если говорить именно об актерстве, то для меня особенно важны хорошие отношения, откровенность, профессионализм и поддержка. Нас на курсе Михаил Груздов воспитывал так, чтобы мы друг другу все время помогали: скажи, что хорошо, что плохо, в лицо скажи, посоветуй, и я тебе скажу, я тебе посоветую, а попробуй здесь сделать вот так, краску добавить…  

Поэтому, когда я пришла после учебы в труппу, мне было странно и сложно услышать — «ты не режиссер, не лезь» и понять, что на меня обижаются… Русский рижский театр — это ведь коллектив, в котором собраны люди из разных актерских школ, из разных городов и даже стран…

Чисто по-человечески найти общий язык легко, потому что люди все очень хорошие, но когда мы говорим о работе, чувствуется очень, очень большая разница в подходах...

Зато если в каких-то проектах вдруг сталкиваешься со своими однокурсниками, то сразу чувствуешь — вот она, одна кровь! Сколько уверенности в партнерах она дает, сколько свободы! Дышишь по-другому, существуешь... Естество прет, все круто...

— Режиссерское образование не мешает тебе как актрисе?

— Нисколько. Я рада, что получила эту профессию, ставила во время учебы в колледже культуры «Предложение» Чехова, «Дом окнами в поле» Вампилова... Потом мне все это очень сильно пригодилось в педагогической деятельности — и на курсе у Михаила Груздова, и на курсе у Игоря Коняева, и свои курсы вела, с детьми работала, со взрослыми... Мне теперь, наверное, легче понимать режиссеров, видеть не только свою часть спектакля, но и общую картинку. Обожаю играть у тех, кто творит в диалоге. Как, например, Сергей Голомазов, Элмар Сеньков, Виестур Кайришс: «Вот давай сама! Предложи!».

Режиссура — это чистой воды психология, мне кажется. Умение общаться с актерами, со всей постановочной командой, руководить всеми творчески.

— Есть актерские работы или продюсерские проекты, которые ты не любишь, о которых стараешься не вспоминать?

— Есть. У меня за плечами нет сотен ролей, не набрала еще, но я очень недовольна тем, как пришла в Русский театр, это для меня травма актерская. Когда я училась, у меня были хорошие оценки, был потенциал, в который я верила, роли, которыми я была удовлетворена. Но в Рижском русском театре я год провисела без репертуара — еще молодая девочка, вчерашняя студентка, которой нужна практика… Потом меня взяли в «Двенадцатую ночь» Шекспира и в «Дядюшкин сон» Достоевского, и там все не сложилось для меня. По разным причинам. Режиссеры были талантливые, известные, у них в багаже были прекрасные спектакли, признание на государственном уровне… А тут я со своими идеалами, своим видением того, как надо существовать на сцене… Еще и с личными переживаниями… (У Даны заболел и быстро сгорел отец. От коллег она это скрывала. — М.Н.)

Не знаю, как все выглядело со стороны, но эта

моя неопытность, чудовищный эмоциональный фон, большие роли и не те люди, которые могли бы помочь мне как актрисе, — все это породило во мне такие комплексы...

Я очень многому с тех пор научилась. Столько удовольствия получила от работы, столько счастья… Обрела уверенность в себе, в общении с режиссерами… Многие актеры — они ведь режиссера воспринимают как бога: если он что-то сказал, только так и надо сделать, возражать нельзя. Но кто бы передо мной ни стоял — это такой же человек, как и я. Только он по профессии — режиссер, а я — актриса. И я очень боюсь впасть в то состояние лютой неудовлетворенности собой, в котором я жила в те первые годы в театре. Поэтому я борюсь за свое мнение, пытаюсь строить роль так, как мне кажется правильным — и пока что это очень позитивный опыт. 

— А любимые грабли у тебя имеются? На которые ты наступаешь постоянно, точно зная при этом, что получишь по голове?

— (Сразу.) Помощь другим. Это просто ужас... Кто-то в театре переживает, плачет, что-то у него не получается, я тут как тут: кто тебя обижает, я с ним поговорю, я все улажу… И в итоге вечно оказываюсь виноватой. Зачем я туда лезла?! Зачем я кому-то помогала?! Потому что когда нужно довести дело до конца, подняться, распрямиться — все в кусты, а я остаюсь одна и за все отвечаю, все камни на меня летят.

Все же думают, что я сильная и могу все выдержать. Но тут я себе не изменю никогда, потому что

терпеть не могу несправедливость и ложь. Я такая честная дурочка в этом смысле. Иногда ведь очень нужно лукаво промолчать. А я не умею.

И учиться не буду точно.  

— Что ты делаешь, чтобы произвести впечатление на человека?

Харизму выпускаю. (Смеется.) Вот есть физическое тело, а есть биополе. И если ему дать волю… Прямо вижу этот процесс. Наверняка меняюсь даже внешне, мимически… Ну и гардероб продумываю: встречают действительно по одежке… а провожают по уму, так оно и есть. В общем, тут все важно, и внешний вид, и энергетика, и знания, и подбор слов — что говоришь и как.

— По поводу внешнего вида: ты закончила курсы стиля и визажа. Для чего?

— Для себя. У нас на актерском факультете не было такого предмета, как стиль, грим был в колледже культуры, но специфический — как раны имитировать, как лицо состарить. И как-то раз Игорь (мой тогда еще друг, а теперь муж) сказал: вот тебе подарок, иди на курсы. Так что теперь в гримерном цехе я чаще всего крашусь сама. И советую каждой девушке, неважно, актриса она или нет, пройти такие курсы.

Это ценное умение — справляться со своим лицом, с внешним видом, понимать, что делает тебя красивей.

— Красота для актрисы — это преимущество или проблема?

— Вот я — дура. Глупая. Потому что я, со своими внешним данными, всегда старалась не выделяться, чтобы другие не обиделись ненароком: мы же все хороши по-своему. То есть да, хорошо, что высокая и красивая, но не будем выпендриваться, скажем так. Тем более что мама всегда учила быть скромнее. И то, что я обожаю характерные роли, хорошо совпадало с моим ощущением себя…  Но, если честно,

я уже соскучилась по «героиням». Хотелось бы пострадать на сцене, на коне поскакать, что ли.

А то мои актерские опыты в последнее время — сплошные бизнес-леди.

— Кто для тебя является иконой стиля?

— Николь Кидман. Во всем. Это идеал не только стиля, но женщины и актрисы для меня.

— У тебя наработан арсенал способов поставить человека на место?

— Да. Что есть, то есть. Когда я вижу, что человек выпендривается, у меня все бунтует внутри. Ты кто такой?! Обычно ведь люди, достигшие чего-то большого, не выпендриваются, с ними приятно общаться. А выпендриваются те, кому комплексы жить спокойно не дают. В общем, пресекаю я это дело, уж не знаю, как. Меня ведь малознакомые люди боятся, как правило. Я просто могу молчать и думать о чем-то хорошем, о цветочках, например, а

человеку со стороны кажется, что я страшно стервозное и высокомерное существо, с которым страшно заговорить.

— Был ли в твоей продюсерской жизни такой случай, когда ты ни о чем не просила, но к тебе пришли с предложением и денег дали?

— Чтобы — бери и делай проект? Нет, пока что не было. 

— Ты должна уметь обращаться с финансами.  А как у тебя складываются отношения с личными деньгами?

— Как женщина я обожаю их тратить. (Смеется.) А как руководитель и менеджер я обязана их находить, зарабатывать, направлять и контролировать. Пока что получалось, тьфу-тьфу-тьфу.

— Тебе легче иметь дело с мужчинами или с женщинами?

— С мужчинами. Однозначно. С мужчинами, и точка. Мне нравится мужской склад ума, где есть черное и белое, где есть ответ на вопрос, а не вопрос на вопрос, скажем так. С женщинами у меня тоже неплохие отношения, конечно же, но я их очень часто не понимаю. А вообще, глобально, лучше нас перемешивать... Злорадство, зависть, конкуренция, стремление сразу обозначить свое лидерство, а потом уже решать, будем мы дружить или не будем — это все в чисто мужском или чисто женском коллективе явственней проявляется.  У мужчин с женщинами улучшенная какая-то этика в общении, что ли.

— Что должна сделать женщина, чтобы стать успешной?

— Иметь багаж знаний и навыков; иметь уверенность в себе; иметь достойный внешний вид. Много, целенаправленно и жестко работать. Но это мое видение. Это я, наверное, себя охарактеризовала.

— У тебя есть вредные привычки?

— Еда. А так — я не курю, не пью, наркотики не принимаю, налево не хожу.

У меня на вредные привычки времени нет!

— У тебя есть любимое занятие, которое ты оставляешь «на потом» — танцы или кулинария, например?

— Путешествия. Я так люблю путешествовать! И я так мало где была! Это связано с театром напрямую, потому что только в июле есть шанс куда-то съездить, а если вдруг у тебя в это время проекты какие-то, или съемки, или важное мероприятие провести зовут — все, сиди дома и мечтай. У нас даже в медовый месяц (мы в августе поженились) не было возможности куда-то вырваться вдвоем. Может, в июле получится...

— Ты вообще умеешь отдыхать? Или для тебя это проблема?

— Да.  И лучший способ от нее избавиться — поехать на конюшню. Я там за своим конем ухаживаю, чищу его, ногу больную ему перевязываю, еду приношу, ведра таскаю. Тоже работа, конечно, только другая, физическая. Но я там отключаюсь. Вижу жизнь настоящую, без лицемерия. У животных ведь нет забот, из-за которых мы так страшно переживаем сейчас и о которых через год-другой позабудем. Животные учат жить здесь и сейчас.

— Главное, чему тебя научил театр, — это…

— Быть самой собой. Принять себя такой, как есть — амбициозной, упрямой, талантливой. Да, не бояться сказать себе, что ты талантливая. Верить в себя и вести себя соответствующе. Это то, к чему я сейчас постепенно прихожу и с чем планирую работать дальше.

— Без чего твоя жизнь не имела бы смысла?

— Без семьи.

— В свое время ты привела в РРТ Элмара Сенькова, тогда еще студента Латвийской академии культуры. Сейчас он — звезда латвийской режиссуры. Есть у тебя еще кто-то на примете? 

— Есть!

* Маша Насардинова является редактором издания Pastaiga.ru.
Этот материал подготовлен специально для Rus.Lsm.lv.
Заметили ошибку? Сообщите нам о ней!

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Сообщить об ошибке.

По теме

Еще видео

Еще

Самое важное