Бенефис Тамары Судник: «В десять лет решила стать актрисой — и до сих пор не знаю, почему так произошло»

— Тамара, интересно, каковым было ваше первое соприкосновение с театром?

— Наверное, первым театром, как и у многих из нас, был Рижский театр кукол, куда меня водила мама. А потом — ТЮЗ, театр Адольфа Шапиро, я выросла именно на этом театре. Думаю, самым первым увиденным мною там спекталем был «А все-таки она вертится...», про гуманоидов. А потом — все подряд в этом театре. И первая любовь у меня с ТЮЗом связана, первый муж... Я хотела работать там, но так судьба сложилась, что театр закрылся. И как раз меня позвали в Русскую драму, так что получилось, что попала в этот театр.

— В какой момент вы решили стать актрисой?

— Это вообще непонятно, потому что у меня в семье нет никого, кто был бы связан с театром. Единственное, мама была артистичным человеком и позже открыла мне тайну, что она хотела быть балериной. Она 1947 года рождения, время послевоенное, и училась в каких-то хореографических кружках, даже сохранились фотографии тех времен. Но учиться на балерину или актрису ее не пустила бабушка, не позволила. И мама наступила на горло собственной песне и пошла в инженеры, всю жизнь проработала в этой профессии.

Что до меня, то в драматический кружок меня отвела тетя, родная сестра моей мамы. У меня еще двоюродная сестра была, и тетя сказала: «Девочки, не хотите ли в Дом пионеров, в драматический кружок?» Она меня туда отвела — и все! Мне было десять лет. И с тех пор я уже больше ничего не хотела, кроме как стать артисткой. Единственное, мама иногда говорила, что это же очень сложная профессия, что вдруг я не поступлю в театральное... «Так что ты должна подумать, что в таком случае будешь делать». Поэтому я подумывала на всякий случай, кстати, о журналистике.

Я вообще была гуманитарий стопроцентный. Была хорошисткой. И благодарна учителям математики, химии и физики, которые после того, как в  десять лет я на всю школу объявила, что буду артисткой, меня не мучили. Учительнице по химии вообще готова памятник поставить, она меня тянула на четверку, лишь бы не испортить мой аттестат. А ведь в химии я не понимала ничего, математику списывала — и вообще, школу не любила...

В десять лет решила стать актрисой, и до сих пор не знаю, почему так произошло, ей-богу.

— А детские культпоходы в Русскую драму помните?

— Все-таки я чаще в ТЮЗе была. Ведь существовала и такая проблема — это было время, когда сюда было не попасть, билеты просто так не достать. Когда я занималась в драматическом кружке, выяснилось, что у некоторых ребят есть какие-то знакомые в Русской драме... И я просила, чтобы они достали мне билетик, но их не было. Легенды рассказывают, как ночами стояли в очереди.

Быть может, первым спектаклем, увиденным мною здесь, стала «История лошади» с Марком Лебедевым в главной роли. И мне кажется, что тогда же я видела и «Чайку», где играли Нина Незнамова и Андрей Ильин (он теперь в Москве).

В любом случае, можно сказать, что я даже не мечтала о том, чтобы выйти на сцену Русской драмы. ТЮЗ для меня был реальностью, а этот академический театр был чем-то запредельным, глыбой. Недосягаемый театр! Даже не знала, как прикоснуться к этому, пощупать...

— И тем не менее, придя на актерский факультет при нашей консерватории, вы напрямую соприкоснулись с легендарным Аркадием Кацем, который тогда руководил Русской драмой и преподавал...

— Да, перед отъездом его в Москву я успела у него поучиться ровно год, он даже взял меня в массовку в свою постановку «Гамлета», была на репетициях. А со второго курса к нам пришел уже Леонид Савельевич Белявский. И был все время Семен Михайлович Лосев.

Первое ощущение от Каца, когда я пришла к нему на вступительный экзамен — очень пристальный взгляд. Причем, взгляд с юмором, с какой-то искоркой. Не просто какой-то строгий ментор: «А ну-ка давай-ка покажи...» Он очень доброжелательным оказался, и всегда был с юмором, без него я Каца даже и не помню. Помню, что тогда читала Лермонтова, «Тамбовскую казначейшу» и басню Крылова. И что-то из прозы. 

Что мне еще запомнилось — помимо того, что он преподавал, читал лекции,  он очень много нам читал стихов. Когда Аркадий Фридрихович читал стихи, их можно было слушать бесконечно, с открытым ртом.

Перед этим я поступала в театральные и в Москве, и в Питере, и в Нижнем Новгороде. Но я странная, я постоянно думала: как я уеду из Риги, как жить буду? У меня был на эту тему страх, и, может, это и сработало — я всюду доходила до третьего-четвертого тура и слетала. А к Кацу попала сразу. Причем повезло, ведь это был набор раз в четыре года. И после этого я решила, что больше никуда не поеду.

— В каком спектакле вы уже официально вышли на сцену Русской драмы?

— «В будущем году в то же время». Это был наш дипломный спектакль с Алексеем Шкатовым, он с Геной Долгановым играл в очередь. Постановка Семена Лосева. Дипломный спектакль перенесли в театр, нас с ним позвали сразу в репертуар. И пока театр был на гастролях на Дальнем Востоке мы  здесь все вместе с Семеном Михайловичем репетировали. А потом были «Бешеные деньги» Островского в постановке Белявского, а после этого — «Грехопадение» по Бальзаку в режиссуре Лосева.  

— Можете назвать самую любимую роль за все эти годы?

— Конечно, самая первая, с которой я пришла в этот театр. Но как бы там ни было, все спектакли Леонида Савельевича и Семена Лосева мне близки, тот театр  интересен. Мне там было очень уютно. А если идти в следующий этап, то мне очень была близка роль в «Дядюшкином сне» Достоевского в постановке Бычкова. Она была небольшая — светская девица в финале — но очень мне нравилась эта роль, потому что с Олей Никулиной так хулиганили! Еще был «Майзингер» в постановке Джилинджера, как один из запомнившихся и  важных спектаклей для меня.

И, конечно, очень мне нравятся мои «Голодранцы...», спектакль,, в котором я и буду играть 15 ноября.

— Это, кажется, одна из самых долгоиграющих постановок Рижского русского театра?

— Да, после «Одесса, город колдовской» на музыку Раймонда Паулса. «Одесса...» вообще побила рекорд — уже более 150 раз была сыграна. У нас чуть поменьше, 15 ноября играем уже сто второй спектакль. Играем «Голодранцев...» уже восемь лет.

Я исполняю Беттину, жену главного героя Феличе, которого играет любимый Яков Абрамович Рафальсон. Я изображаю женщину, которую он бросил, жили восемь лет, и вот они вновь друг друга находят. И разворачивается действо, комедия положений. Спектакль поставил итальянский режиссер Паоло Эмилио Ланди, с которым было невероятно комфортно. Его доброта обволакивает всех, и там не может быть плохо. Солнечный, светлый, настоящий итальянец, выросший на этом солнце.

— Была ли у вас роль-мечта, которая не состоялась?

— Да, конечно. Очень хотела сыграть Ларису из «Бесприданницы» Островского.  Но роль прошла мимо, потому что у нас этот спектакль не играли. Мне образ Ларисы интересен тем, что — какова была сила любви, заложенная в эту женщину! Это та любовь, которая поглощает целиком, но это и интересно, как мне кажется.

— Ваше самое яркое театральное впечатление за всю жизнь?

— Сразу вспоминаю «Рассказы Шукшина» Алвиса Херманиса. Первое, что пришло на ум. Я смотрела этот спектакль, когда его играли у нас в Риге с участием Евгения Миронова и Чулпан Хаматовой. Это был для меня какой-то космос. Я была после спектакля прибабахнутая. Я сидела завороженная, не могла аплодировать и не понимала, что происходит. И еще раньше, в 1993-м, на сцене нашего театра играли «Калигулу» в постановке театра имени Моссовета. В заглавной роли был Олег Меньшиков. Спектакль, у которого нет ни потолка, ни дна.

— Какую роль вы бы хотели еще сыграть?

— Не буду загадывать. На самом деле у меня такие странные ощущения... Кажется, юбилей, такая дата! Но ощущение, что только все начинается. Реально! Я даже не понимаю, почему так. 

— Успехов вам, творческого долголетия и, конечно же, новых ролей!