В центре спектакля – реальные исторические личности. Еврейский писатель и художник Бруно Шульц из польско-украинского городка Дрогобыча и застреливший его в 1942 году нацист Карл Гюнтер. Спектакль – про Бруно и его убийцу. Про их выдуманную драматургом встречу, состоявшуюся уже после исторического выстрела, и о странных и сложных отношениях между жертвой и палачом. Бруно, пытаясь спасти сына, обещает научить Гюнтера персидскому языку.
«Персидского языка вообще нет – есть фарси. Тот язык, которому Бруно обучает Гюнтера – это «дида-додо». Несуществующий язык», – пояснил Островский в интервью Русскому вещанию LTV7.
Актриса Мария Данилюк, исполнившая роль Бруно Шульца, говорит, что влюбилась в пьесу, как только начала ее читать: «У меня не было сомнений! Конечно, сразу захотелось сыграть и воплотить. Я играю не исторического Бруно Шульца, этот персонаж – фантазия».
«Он – умер, его убил этот немец. А я его оживляю и перемещаю в другое пространство. Где именно они оказались, они довольно много выясняют между собой, и другие присутствующие там же немцы это выясняют – и приходят к выводу, что они находятся на том свете, что это невозможно было бы в реальной жизни. Может, потому, что они давно в аду.
Это – ад, то место, где они существуют. И там практически и происходит действие», - поясняет драматург.
Таким образом, историческая правда состоит в реальности существования Бруно и Гюнтера, жертвы и палача, Холокоста, концлагерей и других ужасов Второй мировой. Художественный вымысел – это возможные взаимоотношения Бруно Шульца и Карла Гюнтера, какими они могли бы сложиться при других обстоятельствах. Размывание, стирание границ реальности на глазах у зрителей – изначально заложено в пьесу, говорит Островский.
«Театр – такое пространство, которое дает возможность этими неконкретными, не дидактическими средствами, словами, воображением показать то, чего вы даже не можете себе представить, грубо говоря, прочитав журнал. Это же другой язык, язык искусства. Ту же картину или песню можно изложить простыми словами, но вы их прочтете и ничего не почувствуете, А вот если вы эту песню насвистите... Театр – это такой вот свист. Не очень конкретный. Но если вы слышите его – значит, все хорошо будет».
По замыслу автора роли палача и жертвы играют женщины. По словам Марии Данилюк, это не случай роли с переодеванием в человека другого пола:
«Я не играю мужчину! Я играю художника, человека, придумавшего этот язык, и который все время пытается вернуть к жизни своего сына с помощью этого языка. То есть передо мной вообще не стояло задачи играть мужчину. Я даже не работала над этим».
На сцене Мария – в платье. А все роли, существующие в спектакле, исполняют только четыре актера.
«Мария Данилюк – я сразу понимал, что только она может это сделать, сыграть этого моего Шульца. Элита Клявиня, которая два года назад привела меня в музей Жаниса Липке и сказала: посмотри, какое пространство интересное. И мне очень понравилась эта потрясающая какая-то очень странная атмосфера там: ты словно попадаешь в пространство того времени. Клявиня - прекрасная актриса Нового Рижского театра, ее все тут наверняка знают.
Играет и Рихард Леперс, которого я до этого времени совершенно не знал. У нас был небольшой кастинг на мужскую роль, Рихард показался мне лучшим – и я в нем не ошибся».
Место – мемориал спасителю евреев, где играют спектакль на тему Холокоста, повлияло на постановку сильнейшим образом, признаёт Островский.
«Это очень интересное место – потому что в нем такая атмосфера, сразу берущая тебя в руки. Ты сразу начинаешь чувствовать, что находишься не в простом месте, не в каком-то театральном зале, но в неком зыбком пространстве между прошлым и будущим – очень странное место, и думаю, все это чувствуют, все, кто туда приходит и играет.
Это заслуга и Рейниса Суханова, сценографа спектакля. И Екаб Ниманис, прекрасный композитор, тоже внес свою лепту. Но
там это пространство существует уже помимо меня, помимо спектакля – оно там уже есть! Я просто попытался вписать спектакль в него. И мне кажется, это удалось. Пространство спектаклю очень помогло. Очень».
По признанию и Рихарда Леперса, и Марии Данилюк, играть эту пьесу и морально, и физически тяжело. Мария отметила: недаром существует общепринятое мнение, что актер, изображая героя, словно берет на себя частичку его судьбы.
«Конечно, это тяжело. Мы еще репетировали на двух языках, и помимо того, что тебе нужно сыграть роль, создать образ, еще надо справиться с двумя языками. А с другой стороны, это очень сильно расширяет возможности роли», - считает актриса. Мария родом из Латвии, но много лет провела в Москве, и по возвращении пришлось усиленно вспоминать латышский.
По оценке Островского, спектакль, судя по латышской его премьере, удался. Результатом автор доволен.
«Это действительно выматывающее действие, потому что они вот теперь на репетициях порой уже путали между собой латышские и русские реплики, но это было действительно интересно. Тяжелая работа, конечно – там много текста, я там тексты самого Шульца использую, почти не меняя. Хочу еще отметить Иоланту Стрекайте, нашу прекрасную девушку, которая там у нас поет. Получилась очень любопытная работа».
Кинематографический багаж, связанный с темой Холокоста – фильмы «Пианист», «Список Шиндлера», «Жизнь прекрасна» множество других, – по признанию Островского, в постановке тоже обыгран:
«У нас есть девочка абсолютно прекрасная, [художник по анимации и костюмам] Велта Эмилия Платупе, которая создала там псевдокино. Довольно интересная сценография, и как бы такие ковры персидские, на которых существуют изображения. Она нарисовала такой странный мир – кино там присутствует. Хотя зал и маленький, изобразительно спектакль богатый,
- говорит драматург. – Конечно, актеры вспоминали: вот как тот сыграл в том фильме, а этот вот в этом – то есть характеры, внешние детали. Потому что это же очень тесное пространство, как в кино: вот зритель сидит, а прямо перед ним происходит действо. Так что использовать я это позволял обязательно: ну, что актер может скопировать – он же не скопирует Алена Делона, понимаете ли. У Делона свой имидж, у Маши Данилюк – свой. Мы всегда учимся на других, потом переплавляем это в себе, и каждый актер уникален, если он талантлив. И он по-своему всегда всё делает».
Премьера «Уроков персидского» на русском ожидается 17 ноября, в канун государственного праздника Латвии, и режиссер признался, что очень волнуется:
«Хотелось бы, чтобы спектакль увидел русский зритель, чтобы он пришел, потому что я знаю, что не очень часто русские зрители ходят в латышские театры, а латышские – в русский. Но
я специально хотел, чтобы это было на двух языках, чтобы посмотрели и те и другие, и это объединило их. Потому что в том месте, где всё это происходит – человек спасал людей. Евреев, не евреев – не суть важно для человечества. Он просто спасал людей. Это место, куда стоит прийти», - говорит Островский.
